…Till human voices wake us, and we drown.
T.S. Eliot, The Love Song of J. Alfred Prufrock.
Стих не вмещает контуров чужих
(да что чужих: он и себя не знает),
крадётся, ловит мух, в зубах таскает,
и наконец, устав, бросает их.
Я так хочу увидеть в нём тебя,
как наяву порой среди деревьев,
но он ревнив и праведен, и бреден
не допускает, бытие дробя.
Да хоть бы так: оставшись в тишине,
я краем глаза уловляю тени:
их соки поднимаются во мне,
касаются руки, ступни, колена
и рушатся в отверстую дыру…
Ха, что, попались? Это вам не сказка
и не эссе «О творчестве». Замазку,
учитель не одобрит, всё сотру.
Да, я не существую, что теперь?
Возьмите, ешьте, раз пошли признанья,
но что страшней: он не даёт тебе
войти в пределы несуществованья;
вообрази, мой друг, я здесь одна,
(как будто можно с кем-то скрыться в речи,
когда твой голос словом изувечен!)
и подзываю робко имена.
Иди сюда, молчи, моя тоска:
лишь умолкая, обретаю веру.
Нас разделяет звук, он из песка
стеклянные выстраивает сферы.
Когда-то я твердила, что стихи
есть средство не остаться одиноким,
теперь я знаю, что слова жестоки:
их тёмные цветущие потоки
нам жалят грудь, вытягивая соки,
свободны все, спасибо за оброки,
и нас швыряют прочь, на дно реки.
Мы смотрим вверх, пуская пузыри,
и говорим, и тонем изнутри.