Психо-беллетристическая зарисовка
Солнце было желтым. Не таким, как обычно, а разбавленным, цвета лимонной кислоты. Чувствовалась его огромность, потому что оно расплывалось в фиалковом небе. И небо пыталось поглотить солнце, но у него это не получалось, потому что это под силу только Квазару. Но полотно неба закрывало все, кроме солнца, Квазар тоже. Под ним, под небом, копошились угли, которые своими пиками протыкали линию горизонта. Они не врастали в воздух, а раздвигали его. Только ветер имел над ними власть и раскачивал, успокаивал, вальсировал на месте. И деревья, - которые поздней осенью, когда еще не выпал первый снег, но уже опали все листья и сверху выглядели углеобразно, - начинали трещать, кряхтеть и повизгивать, потому что хотели покоя, но порывы ветра.… И они начинали сталкиваться своими костлявыми пальцами, плечами и ребрами, согреваясь и, как будто пытаясь получить огонь, но им это не удавалось, потому что они – не камни. Они продолжали мерзнуть: летняя одежда давно покоилась у их ног, под ступнями, и уже приобрела несвойственный ей земляной цвет, а то и вовсе распалась; зимний же наряд им еще не дали, кто знает, почему.
Другая появилась из ниоткуда в серебристых, отливающих всеми цветами радуги, как будто на них пролили бензин, сапогах выше колен. Они были не на молнии, а со шнуровкой и на сплошной подошве, что смотрелось весьма странно, но менее пошло, чем ежели бы они были на каблуках.
Другая всегда приходит из ниоткуда. Другая существует где-то. Другая есть. Может быть, даже живет. Но никто этого не узнает, потому что небо было неестественно фиолетовым, а солнце желтым, но тоже не обычным, и поэтому, скорее всего, этого места не было на Земле. Или это северное сияние.
- Гм? – хмыкнула Другая, остановившись.
- Что? – не поняла Она.
- Ты тоже здесь?
- Как видишь.
- Я тебя не ждала.
- Ты меня никогда не ждешь. Ждать могу только я. Ожидание – не для слабых, особенно, когда не знаешь, дождешься ты в конце концов или нет, - Она сдвинула брови и даже посмотрела в глаза Другой.
- Забавно. Значит, ты считаешь меня слабой, - тон по-прежнему был флегматичен.
- Что, если да?
- Говори прямо.
- Да.
Сегодня Она была очень серьезна и самоуверенна, поэтому посмела сказать такое. Да, возможно, покажется, что в этих словах нет ничего страшно-оскорбительного, это разговоры прочих, которые ведут их постоянно. Но только не эти двое. Она бросила вызов.
- Я заблудилась и думала, что совсем не найдусь, - Другая неожиданно перевела тему.
- Я здесь давно. Уже не помню, сколько.
- Красивый лес, правда?
- Не знаю. Он слишком темный. Пепельно-коричневый.
- В этом его прелесть.
- Мне не нравятся такие тона. Это ты любитель мрачностей.
- Не правда. Мне все нравится. Во всем можно найти долю прекрасного.
- Даже в белой стене? – спросила Она, уже зная ответ.
- И в ней тоже. Даже в черной.
- Если все одинаково, есть ли смысл в цветах?
- Перестань искать смыслы.
Прилетели вороны. Они опустились на землю и слились с ней. Только глаза их сверкали. Продолжая свои наблюдения за чем-то или кем-то, они вдруг останавливались, перекидывались парочкой фраз и снова начинали важно расхаживать туда-сюда. Один из них был очень большого размера, раза в два крупнее остальных, скорее всего – вожак. Он взлетел на ветку дерева, поэтому не сливался с землей. Но, даже если бы он очутился рядом с остальными, этого бы не произошло, потому что перья его отливали всеми оттенками фиолетового и синего, и если бы этого ворона прикрепили к небу, оно бы верно его поглотило. Он наблюдал за всеми и не проронил ни слова.
- Ты, как этот ворон. Следишь за мной, подмечаешь каждый поступок, жест, взгляд. Ничего, мною содеянное, не ускользает в несуществующее прошлое незамеченным и необдуманным тобою, - Она улыбнулась невеселой улыбкой и закрыла глаза, продолжив:
- А я, как каждый из этой стаи, не додумываюсь поднять голову, не замечаю тебя. Иногда я даже забываю, что ты есть. Тебе не стоит обижаться на меня за это. Так ведь?
- Не стоит – значит не стоит, - безразлично произнесла Другая.
Солнце садилось. Стало совсем темно и холодно.
- Странные птицы. Почему они еще не спят?
Другая молчала, уставившись на несуществующую субстанцию.
- Ты опять меня не слышишь и не разговариваешь! - разозлилась Она.
Ее пальцы издали хруст, и Она, намереваясь уйти, потеряла сознание.
***
- В небе одиноко мигают звезды, месяц набирает свой процентный ход. Убегай подальше, пока не поздно. Пока ракеты только ставят на взлет.
- Ого, ты живая! – Другая отстранилась от дерева, на которое облокачивалась, и сверху заглянула Ей в глаза. – Это уже интересно.
Она прищурилась и несколько секунд не могла ничего понять, потому что вокруг было очень светло. Это снег. И солнце. И снова снег. Ей показалось, что Она попала в другой лес – обратный предыдущему: небо было ярко-синим, без единого облачка, солнце четким, а не размытым, деревья вовсе не походили на угли.
- Я должна была умереть?
- Не знаю. Может быть. Как хочешь. Мне все равно, - Другая ходила по кругу против часовой стрелки.
Она не обиделась, потому что не могла этого делать. Только злилась.
- Как долго я спала?
- Солнца не было видно, наступила ночь, поэтому я не могу ответить тебе на этот вопрос.
- Значит, всего лишь ночь…
Она попробовала встать и не смогла – все тело Ее было облеплено снегом. Она стала одним большим сугробом, кроме головы, лежащей прямо на земле, потому что под ней растаял снег. Она начала дергаться, как при конвульсиях.
- Отпусти! Отпусти же! Ты хотела меня закопать?!
Другая резко обернулась, лицо ее выражало неподдельное удивление:
- Тише. Успокойся. Началась метель. Ты бы точно замерзла. А я засыпала тебя снегом. Так можно выжить.
Она успокоилась и перестала биться, и через несколько секунд, не поблагодарив, сказала все еще суровым голосом:
- Откопай меня.
Другая не стала ждать. И через некоторое время Она, слишком бело-красно-синяя, но живая, потягивалась, подставляя свои закоченевшие пальцы под лучи утреннего солнца.
- Я могу отдать тебе свою обувь, - предложила Другая.
- Пожалуй.
Другая, не до конца расшнуровавшись, натянула на нее сапоги.
- И что нам теперь делать? – спросила Она.
- Искать выход?
- Можно. В какой стороне?
В небе показались птицы, они кричали и летели на северо-запад.
- Нам на юго-восток.
***
Они уже почти два часа шли молча, проваливаясь в бурелом сквозь блестящий и скрипучий снег. У Другой болели ноги, но это было неважно.
- Знаешь, иногда мне хочется быть птицей. Взлетать в небо, вычирикивать там какую-нибудь ерунду, мол: «Скоро зима, холода, еды нет. Ужас! Спасайтесь!», гадить алкашам в бутылки, дразнить котов, внезапно улетая, умещаться в чьих-то ладонях… - Она, задумавшись, кинула мимолетный взгляд на Другую, - Мало ли, что еще могут делать птицы. Но потом я вспоминаю, что мозг ласточки весит лишь несколько грамм. И мне становится глупо-обидно, ведь птицы, наверное, не догадываются, кто они... и вообще ничего не понимают. Как думаешь, это так?
- Думаю, что нет.
- И тогда мне хочется стать лесом, - продолжила Она, потому что вопрос был риторическим. – Он живой. И в то же время ему ни о чем не надо знать. Он дышит. Чувствуешь? Я чувствую. Он так минимален… и огромен, необъятен. Каждое дерево в нем – часть одного организма, общих легких.
- Но леса вырубают, - грустно произнесла Другая.
- Да, - ответила Она как-то безразлично, скорее всего потому, что уже свыклась с этой мыслью. – А кем бы ты хотела быть?
- Собой.
Они опять шли молча. Мимо пробежал олень, под которым разом захрустели все ветки – видимо, он был очень мускулистым. Но ни одна из них на него не посмотрела, потому что они очень устали.
- Мне кажется, что, получив удар в солнечное сплетение, можно умереть лишь из-за того, что там душа. Я понимаю, что причину смерти можно объяснить и анатомически… но моя версия вернее. И вообще, солнечное сплетение правильно назвали. Когда душа неспокойна, она колит и жжет, как солнце.
- Ужасно, - согласилась Другая.
Кто знает, у кого из них сейчас под ребрами прятались солнечные лучики-кинжалы, но вот вокруг лучей уже точно не было.
- Сейчас примерно четыре часа, - предположила Другая.
- Придется опять ночевать под снегом.
Они шли все медленнее и медленнее, иногда позволяя себе закрывать глаза. Вокруг становилось все темнее и реальнее: больше не было ни фиолетового, ни перламутрового, ни неестественного солнца; даже вороны и олени больше не встречались; звезды не просматривались сквозь густую дымку туч или же настоящего дыма, а снег стал очень холодным и немного острым. Чем дальше они шли, тем очевиднее была реальность.
Вскоре вдали начали мелькать огоньки. С каждым шагом их становилось все больше. Это был ночной город. Провода, за которые чудным образом зацепился снег, обвивали его, забирая в свои сети.
- Мы пришли. Тебе туда, - указала Другая на огни.
- До свидания?
- Наверно.
Она медленно пошла вперед, потом остановилась и окликнула уже плохо видимый силуэт:
- Эй, стой! Ты ничего мне не сказала. Зачем приходила-то?
Другая не обернулась и не ответила, хотя все слышала.
Она посмотрела на город, потом на удаляющуюся фигуру, как будто сомневаясь в чем-то, глубоко вздохнула и побежала обратно. В лес.
12. 2018.