Бывает час, когда заботы дня
отпустят из сетей своих до срока,
уляжется мышиная возня,
и сбросив, словно робу, всю мороку,
ты – как с обрыва в детстве – в глубину! –
всё дальше, где закладывает уши –
в свободу и ночную тишину, –
и еще глубже, в собственную душу –
ныряешь, чтоб с собой наедине
пересчитать находки и потери,
и перебрать, и тщательно проверить
все, что скопилось там, на самом дне,
и отделить от суеты сует
свершений духа жемчуг драгоценный,
и убедиться, что извечный свет
не заслонили призрачные тени...
А после, выйдя в опустелый двор,
как тот, что в одиночку – на дорогу,
к далеким звездам обращая взор,
доверишься всевнемлющему Богу, –
и волнами, как от луны прибой,
ласкающий всю ночь песок прибрежный,
вплывут на сердце радость и покой,
и что-то, так похожее на нежность...
И то, что называется – экстаз
вдруг ощутив, на миг постигнешь вечность,
и хочется, чтоб длился этот час…
и длился бы…
и длился…
бесконечно…