Лоскутное повествосказье, случившееся при личном резонировании Е.А. Соколовой. Про Любофь.
Понимаете, какая штука... Живет себе Человек. И не родственник он, и не знакомый даже. Совершеннейший незнаком. И тут берешь в руки сочинительство его - и начинаешь наблюдать в себе болезнь. Нездоровость. «Как же так?» - говоришь сам себе, - «я вчера думал об этом. И думал – именно так».
...Вот если плеснуть спирту на руку, да поджечь - ведь увидит? Должна... Больно ведь. Когда больно – далеко видно. Да где ж его, спирту, взять? Попросить у главврача? Так нас тут и так… за умалишенных держат. Медсестра Дуська обманула, обещала на руку плеснуть, а сама... Укол сделала. А потом – целоваться лезла. Дура! Да и спичек у неё отродясь не было... Выходит, прав Айболит, я - голубой вертолет, человек - улыбка, сумасшедший по ихнему...
Тут бы и пояснения нужные сделать. Тяжело будет разобраться ху из ху, да некогда. Времени совсем мало, честно. Обход скоро, а там и до ночников фиолетовых руку выкинуть. Правда и то, что как не разъясняй некоторые вещи, а понимаешь их до конца потом. Улечься все должно. Прижиться. Примириться. Простить Времени его равнодушие. К примеру – я вот уже и не дурак теперь, а ведь только недавно понял, что Тося и тов.Тобосская одна и та же Доброта…
Читайте, как есть… Чего уж тут…
В этом ракурсе сумасшедший ( по-ихнему), вполне с умом шедший по-нашему.
Также очевидно, что вертолет цвета весеннего неба - это шестикрылый серафим (летний. Осенние – другие совсем, темнее, что-ли, Или…тяжелее… Не умею объяснить) с улыбкой кота из графства Чешир, а медсестра Дуська имеет фамилию в паспорте - Тобосская, и полное имя - Дульсинея. Спичек у нее отродясь не было, как и памяти, зато была банка клубничного варенья и связка ключей. Ключи бренчали, и на утреннем обходе больным слышался колокольный звон. Онн…. Он…Оннн…
Петр и Павел, бородатые мужики из соседней палаты, утверждали, что это их ключи.
Они поджидали Дуську у процедурной и требовали возврата мат. ценностей.
- Это ж не от сарая...это ж от Рая...- бормотали они на два голоса и утирали уголки мокрых глаз кончиком клочной бороды.
Да! Все так...
- Вам, дурням, кому дашь ключи - тот сразу и летать вздумает. Сидите уж так - во всем сереньком, но чистеньком и глаженом. Инвентарном. No pasaraй вам. Вопстчем... Тс-сс…Спать. Спа-аать.
Приговаривала и улыбалась...
...Поликарпыч злился. В небе погромыхивало... Виданное ли дело?! Ему, главврачу, по приезду на работу - ворота никто не открыл! И где их черти носят?
У ворот зацокали копытами сиамские близнецы Петр и Павел.
- Чичас отворим, чичас... - они долго ковырялись ключами в замке с секретом.
- Тута пароль требуется! - резюмировали они своё действие в обе бородатые головы - Пароль давай!
Поликарпыч прошептал сквозь решетку забора первую половину пароля на ухо Петру, а вторую - Павлу.
Ворота заскрипели, раздвинули ажурные ладони, и драндулет Поликарпыча гордо прочухал во двор заведения.
Забегал по лестницам персонал. Пациенты дружно тушили сигареты и прятали бычки в заветные спичечные коробки. Из тумбочек исчезали, словно растворяясь в пространстве другого измерения, неположенные по правилам, но положенные по необходимости предметы - съедобные и несъедобные.
Уборщица тетя Тося аккурат к приезду руководства изшуровала шваброй вдоль и поперек длинный коридор первого этажа. Пол блестел, как асфальт после июльского ливня, отражая зарешеченные окна, деревья за окнами, облака и тетитосино тело, плотно запеленутое в кокон белого халата.
Тетя Тося имела прозвище Тося - рентген, потому что ставила абсолютно точный диагноз всем пациентам.
Звучал он коротко и всегда одинаково: Нишчасная любофь.
«...уффф, наконец то дома…» - заполнил положенное пространство собой Поликарпыч.
Хотел было осчастливить Мир Пугачевой, а игла настырно выцарапывала из подгоревшего винилового блина Вертинскаго...
"...ах где же ты...."
- Где, где...В Караганде! - процедил Поликарпыч. - Пойду и всех-превсех вылечу!
И вылетел... и пространство опять обезполикарпело. А мимо (ну, так принято) шла жизнь. Большая такая... Тося прищурилась - Ух ты.... Сколь же тута Любви... Нишчасной!!! Мнооога.... нисчеть простаа...
- Ой, глупая! - покрикивал Поликарпыч сверху. - Бери!!! Бери все!!!! Этож - Любофь! Ее и днем с огнем нынче не сыщешь. Бери такую, какая уродилась - не кобенься!
Тося не кобенилась. Тосиной любовью уже лет как тридцать был подобранный на улице в разгар летнего дня бывший пациент заведения Поликарпыча, пролеченный и выписавшийся. Солнечный удар настиг двоих - и Тосю в виде мгновенной и вечной любофи, и художника местного клуба в виде то ли беспробудного сна, то ли долгого обморока, у раздутой пивом главной бочки городка, когда он очнулся от плюхнувшейся в лицо холодной воды. Тося была заточена жизнью на заботу. Она заботилась всегда, везде и обо всех. С этой минуты она заботилась и о нем - худощавом мужичке, лежащем на газетке "Новости Энска" в тени жасминовых кустов городского сада недалеко от достопримечательности всех провинциальных городков - вечной Лужи.
- Пожалуй... взвесьте.
- Вам все? Или половину?
- Как можно любить - наполовину? Все конечно. Нет, пакет не нужен.
- Сейчас...сейчас, мой хороший, потерпи чуточку - тут осталось то, - шептала Тося. Заточеная мнгновенная любофь на месте сидеть не давала. Торопила она...Или её? Поликарпыча надо спросить... Сверху виднее.
Худому художнику с Тосей было спокойнее… Не представляете вы себе, как это важно - открыть газету на нужной странице! Ему - повезло. Есть и кроме Поликарпыча - Бог. Тосечка каблучком тогда и наступила. Прокомпосировала, так сказать. Он так и не прочел - сколько надоили в Оренбурге и сжали чуть южнее... Посему голова для творчества была чиста, а сердце свободно.
Улыбаясь, Солнц пошел за горизонт. Неба краснелась, Облак румянился, и Поликарпыч, потирая ручки, радовался нерукотворной картине вечерняга Закату. А потом появился полный Лунец. Прямо посередине тёмно-синего, продырявленного ЗвездАми. Аннушка уже пролила Млеко, обозначив светлый Путь всем небесным пешеходам. Как по часам явился глубокий Ночь, седой и бессонный, как обычно.
...Поликарпыч лунной походкой прошелся по коридорам заведения, одним глазом заглянул в палаты, по-отечески потеребил гривы сиамских близнецов ПетраиПавла, попросил медсестричку Дусю (Дульсинею Т.) поставить им уколы успокоительного, граммов по пятьдесят на каждого.
И чтобы громко не цокали подковами, Дуся поставила у кровати две пары мяконьких тапок (без задников) производства "Монгольский войлок".
- Тепленькие! - довольно заржали ПетриПавел, постукивая задними копытами по металлическим прутьям допотопной кровати.
- Боже, Царя храни...- перекрестился Поликарпыч, проходя мимо палаты Самодержца.
В женском отделении на втором этаже запели предсонные ангельские хоры.
- Минор! Какой Минор! - прослезился глаз Поликарпыча, засияв небесной чистотой в треугольнике очков.
Поликарпыч расчувствовался, вышел в открытое окно и совершил традиционный променад - сперва по воздусям, затем по глади больничного прудика. В тапках, конечно…
Дульсинея Т. расправила потревоженную фигурой главврача занавеску (инвентарный номер 12).
- Вот поналетят кровососы, кто гонять будет? Дуся гонять будет...Я что, нанималась сюды за комарьями охотиться? - справедливо бурчала служащая Д.Тобосская, размахивая сложенной вчетверо газеткой "Новости Энска", где на первой странице заголовок шрифтом четырнадцатого кегля сообщал народу сенсацию - "Комары-убийцы атакуют город!"
В окна дул зюйд-вест-ост, вместе с ночной прохладой тащивший в палаты ароматы Иван-чая, Ивана-да-Марьи, Иван-борщевика и прочей чепуховой душистой травы.
....неумолимо и без всякого спросу наступал ДеньРождень Поликарпыча. С ДнемРожднем....с днемРожднем.... - поскрипывала незакрытая форточка, сортируя обыкновенных комаров от "...атакующих"...
- Скоро, уже скоро - вздыхала (про себя) привязанная во дворе качель, И откровенно (ну, от скуки) флиртовала с зюйд-вест-остом. Цепь с нее снимали только по праздникам.
На перемену погоды скрипело всё - и кокетка-качель, и форточка-сортировка, и коленные суставы Поликарпыча.
Дуся приподняла полу поликарповского больничного хитона (успокаивающей бледно-зеленой окраски, инвентарный номер 66), закатала штанины мятых поликарповских брюк ( чистая шерсть, швейная фабрика "Свобода", прошлый век) с нежностью и пиететом помазала скулящие колени главврача черной тягучей, как проповеди Свидетелей Иеговы, мазью.
Кажется, полегчало...
У больничных хозяйственных построек горланили поналетевшие к ночи гамаюны, алконосты и сирины иже с ними. Тося кормила их фруктами, сладостями и краснодарскими семками.
- Птица райская, благородная. Орет громко, противно, но… правдиво. Цып-цып-цып...- Тося быстро опустошила плетеную корзиночку, с которой по осени ходила в ближайший лесок, где на заветных полянах произрастали диковинные грибочки, больно хорошие и в засолке, и сырьем.
- Благодарствуем за трапезу! - гамаюны, алконосты, ( сирины иже с ними) откланялись Тосе привлекательными женскими головками, и полезли на насест щелкать семки.
- Пойдешь домой, не забудь мужику сигареты купить...- предсказал Тосе ближайшее будущее гамаюн в обмен на щедрую жменю хорошо прожаренных крупных лупыздриков.
- Таких, как он дымить любит не купишь... В ДеньРождень - надоть особых. Хорошо, что запаслась со времен былинных - "Герцеговина Флор", та самая... Еше 19-ть пачек осталось. Погурманит... Покоптит небушко ешшо...- ответила Тося, и тоже поклонилась...
- ДеньРождень...ДеньРождень - точками капель и параллелями струек барабанил миру о текущем событии теплый июльский дождь - русалочья радость. Зелёные хвостатые барышни плюхались в больничном прудике, отмывая до зеркального блеска отросшую за зиму новую чешую, драили аппетитные рубенсовские формы самодельными мочалками (липовое лыко + диковинные травы) и вплетали в шелковистые волосы ( респект шампуню №1 в мире Хэд-энд-Шолдерс, по мнению ТВ рекламы) гибкие стебли желтых кувшинок.
Ещё днем кукушка напела Поликарпычу многие лета, несмотря на обильный дым из раскуренной им Герцеговины и хриплый кашель курильщика с большим стажем. Поэтому ночью он продолжал бесстрашно уничтожать порцию за порцией доброго табачка, дополняя его доброй же коньячной порцией из арсеналов, хранимых в глубоких недрах ободранного шкафа сталинского фасона.
Хорошо спалось обитателям поликарпычевского заведения под монотонный шум дождя.
В прохладную ночь так легко ходилось из одного сна в другой, иногда случайно забредалось и в сны соседей по палате.
Поликарпыч же по обыкновению посещал сон каждого пациента. Обязанность… Врачебная тайна соблюдалась, естественно, неукоснительно. Тогда и заступала на службу медсестра Тобосская со своими успокоительными помощниками.
...Предрассветье. Странное время, загадошное... Напроисходившее - вроде бы уж и заканчиваться должно, грядущее - начинать случаться. Как дети, укрывшись одеялом (только из облаков), шептались и секретничали еще не совсем проснувшийся Солнц и уже вовсе полный Лунец. Спорили... Во что нарядить ДеньРождень, каким быть ему, что на душу положить, что под сердце. Чет иль нечет, чисть иль нечесть - да мало ли надо обсудить?
- Чин по чину...- разрешила дилемму Тося и оджакондила их улыбкою...
...белый Кот бРысь возвращался с работы. Все свои должностные обязанности он исполнил, посему шествовал гордо и неторопливо. Все значимые фортификации вверенной ему территории окрещены хвостом от сглазу (по три раза, между прочим!). Грибы по прилесью расставлены ( а то пошли было не туда). Вот с заповедью «Не навреди» казус вышел… Спер таки бРысь с кухонного стола фарш, размораживающийся якобы для завтрака…Но тут вопрос спорный! Кот искреннейшее считал, что сделал это исключительно в воспитательных целях. Ибо нефиг продукты без пригляду оставлять. Пользуясь безвременьем, бРысь мягкими лапами осторожно раздвинул чепуховые заросли у пруда.
-Водя-яя-ноой! А, Водяноо-оой... - как можно тише мяукнул Кот.
- Чё те, рыбоед неугомонный - тинно и сонно булькнуло нечто из под воды
Это правда. Рыбу бРысь любил - самозабвенно! Он и от Куклачева то ушел, несмотря на стасмихайловскую популярность, из-за того, что рыбный день в тамошнем иллюзионе был один - Четверг. Да и тот - после дождичка... Кто такое вынесет?
- Это...ну… спой мою... любимую, а?
Волжский приятный баритон чуднО зазвучал над прудиком:
- Я рыбачил на Тай-Жене
И за хвост поймал Тайменя,
Чавычу, Кету и Кунжу
Забирайте, коли нужно....
- Эх, хвост-чешуя...- акапельно подхватил рыбий хор.
Старый как мир Глубокий Ночь уже три часа подряд перемешивал в котле кромешной темени тягомотину бессонницы с печалью одиночества, горечь вынужденной разлуки с опрометчивостью необдуманных решений, чёрную магию со светлыми молитвами сердца, но Тося, не догадываясь об этом, капала ровно двадцать капель корвалола в четверть стакана кристальной святой водицы, сохранившейся в пластиковой бутылке еще с прошлого Крещения.
Белый кот бРысь, приоткрыв лунный глаз, помогал считать пропорцию. Он был сколь толст, столь уверен, что в этой арифметике гораздо эффективнее сработает приятный тембр его лечебного мур-р-рчания, мягкость и тепло шелковой шкурки - грелки.
- Вот так... вот и полегче стало... вот и спасибо - уговаривала Тося сама себя, поглаживая лежащего на коленях кота.
- Лучше бы рыбы предложили...спасибом не похрустишь...- ни к кому не обращаясь, буркнул бРысь.
...а случилось вот что. Воображение, подаренное бРысю Куклачевым, разбудило сыто дремлющий охотничий инстинкт. Инстинкт прямо в левое котовское ухо скомандовал: "АТУ!!!" Сознание бРыся калейдоскопило.... Он и сам не заметил, как подцепил подстриженным когтем довольно упитанную красноперочку из хора... Та - то ли с испугу, то ли от возмущения завизжала совершенно не человеческим голосом: "Караул! Грабют!" - матом. Только рыбьим.
Водяной оборвав, как леску песню, пустил "петуха" и обиженно нырнул в омут. Петух естественно заблажил (а что прикажете делать петуху перед рассветом?)
Вот Солнц, зевая, и махнул рыжей пятернёй раньше положенного : "Начали!!!"
Вселенная дала крен. Поликарпыча качнуло (именно из-за этого, а вовсе не из-за коньяку!) Доктор шлепнулся. Да так не удачно.... Нижняя половина его осталась в одном сне, а верхняя - натурально в другом. Где теперь чей сон, Поликарпыч и сам не мог понять. "...не забыть бы этим двум бедолагам к указанной в истории болезни «профессии» еще по пол-ставки главврача добавить..." - последнее, что пришло ему в ненашутку расшумевшуюся голову.
...Щемь Сердечная уселась на одну створку ПетроПавловских ворот и раскачивалась.....
-По.....ли-ка.......по.....ли-ка.....
Качель хоть и отвязали, но что то там заклинило. Все, что могла, когда то крылатая, так это:
- рр-пыч....рр-пыч.... Кулибин из 9-й палаты, как водится, только на словах оказался Кулибиным. Взялся было починить, да тут же руку себе разбил в кровь. Бегал потом и орал, что он - Щорс. Причем уже раненый...
Щемь смотрела на Тосю... В самое ЕЁ....
А Тося сидела у окна и тоже смотрела.... В никуда... Иногда казалось, что глаза её, всегда теперь сухие и совершенно уж ставшие бездонными, даже что то видят там...в этой никуде...
"А ведь и верно, есть Бог на свете!"- мявкал бРысь - "Старика, конечно, жаль, но как Она сошла с ума… удачно!"
Теперь, когда бы Кот ни зашел в тосину комнатку - стоило ему только ткнуться мордой ей в ногу, бРысь слышал всегда одно:
- Ааа...это ты, Кот....нагулялся? Голодный небойсь...бедный....бедный мой Кот. Пойдем...."
И открывался холодильник, и в миске оказывалась совершенно неприличная порция семги... Кот начинал трапезу, а Тося занимала свой приоконный пост.
- Подольше бы тот, кого она ждет, не приходил, - мурлыкал шепотом бРысь. – От добра добра не ищут.
...опять дождь. Впору жабры отращивать. Мне иногда кажется, что дождь за мной охотится... Ни спрятаться от него, ни скрыться. Мелкий, вредный и колючий. Шепчет отовсюду свою скучность. Куда бы я ни приехал, где бы ни появился – дождь или только что был, или уже там, или – скоро начнется. А то – прямо в пути застанет.
С тех пор, как в мой сон попала "верхняя половина" Поликарпыча жизнь изменилась до неузнаваемости. Помню - и сон то был такой невзрачный, серый - вон как этот дождь... Ни о чем сон. И тут - "Ай, яй, яй, батенька! И чего это мы приуныли? А таблеточки то - не пьем-с, выплевываем-с таблеточки то..." Я оторопел сначала даже.
Поликарпыч оказался очень добрым и компанейским. Он спрашивал меня - как "там", а я ему рассказывал. Все, все. Смеялся он - "Понимаю Вас, "коллега" – наверное, неуютно быть наполовину врачом? А представьте Вы себе, батенька, - каково мне вдруг стать наполовину пациентом?"
Одно плохо - курить меня приучил.
В один прекрасный сон, возьми и заяви мне - "Просыпайтесь, просыпайтесь, голубчик! Мы идем выписываться! Вас будут вопросами высверливать, да голову морочить заумью, а я подскажу - что отвечать, да как... Только никакой отсебячины - уговор?"
Меня выписали... Не сразу конечно.
Даже на работу пристроили, хотя из Энска пришлось уехать. Скучаю по его неспешности...
Ну, да Поликарпыч разве даст скуке здравствовать? Заставил меня в медицинский институт поступить. Спорщик великий! Как зацепится «моим» языком с профессорами тамошними, они ему из книжек, а он – из практики - с ума можно сойти! Ой... тьфу, тьфу, тьфу.
Слыву очень перспективным студентом... Курю много.... И одолевает меня какая то тоска во время дымовдыхания. Все мне кажется, что меня зовет кто то. Очень я кому то нужен. Сидит она у окна, смотрит вникуда и ждет. Или опять – морок какой на меня напал? Надо бы в Энск съездить... Сессию сдам и съезжу.
КОНЕЦЪ