Так легко осторожничать в лёгких, давно отболевших
незаметною хворью, что дырами метила сны...
Мне тогда повезло: я был завязью средь перезревших,
совершенно не в тему попавших в палаты весны,
отражённой в десятках микстурок, систем и таблеток...
Что 12 для тех, кто в десятке четвёртом застрял,
полагая успеть из пока что заснеженных веток
что-то тёплое выложить?..
Жаль, что не всяк успевал.
То рентген - приговор,
то плевки, будто комья на крышку...
Мир в больнице искал (и, почти что всегда - находил)
ту смурную нехватку, что манит дурацким излишком
полулживых сердец, созидавших здоровье из жил,
продырявленных шприцем в руках молодой медсестрички,
не умеющей (жалко!) пока ещё толком колоть
эти тысячи задниц...
А я?!.. - Сигареты да спички,
и - курить за штакетником, «Лирою» балуя плоть.
Жаль, до дома - не шаг, и родители ездили редко,
вырываясь местами из круга семейных забот.
Я ведь что - без обид...
Там же Ирка была малолеткой,
так что - ты лишь собрался, а поздно, и ночь у ворот.
Все по правилам, да..
Я читал...
Забавлялся несмело
с полнокровной селянкой шестнадцати свеженьких лет,
всё пытаясь хоть пальцем коснуться упругого тела
на дырявой кушетке...
Метелил в бильярд на обед...
Мне безропотно все, кто постарше, себя отдавали
за возможность родительских чувств от своих вдалеке.
Ведь подумать, и вправду: в диагнозе столько печали,
что и сердце отдашь, лишь бы сгинуть вовек налегке.
Приключения Томека...
Легкий на жизнь сопалатник
чуть взрослее, чем я...
Пацанва с зеленевших дворов
на Радищева...
Лестница на голубятник,
где хранили свинец, превращённый на миг в серебро...
И на «тихий» - «Танкисты» да мрачный, но вяжущий «Кортик»
в примитивной столовке.
А если удастся сбежать
незаметно до «Жовтня», то там уж Митхун Чакроборти
демонстрировал мне, как под правду людей убивать...
За апрельским теплом прибежали незрелости мая,
отворяя и так размозжённые страхом сердца,
и, почти что не слышно к июню меня подпуская,
обещали болячку в итоге добить до конца.
Ну и как не поверить?!
12!
Не 30.
Не 40...
Куролесил помалу, сжигая свой детский испуг
в оптимизме врачихи, что душу спасала в укорах,
убеждая, что жизнь - это то, что случается вдруг.
Размышляя без сказок, почти изнурительно здраво,
мы в палате мечтали о том, как вернёмся домой,
и уже без изъянов погонимся снова за славой,
пропуская сквозь новую душу успех мировой!..
Добежали не все.
Кто-то выбыл на серой постели,
словно рыба хватая сгустившийся вдруг кислород,
и пугая соседей, что вмиг по углам цепенели,
прикрывая ладошкой скривившийся в ужасе рот.
А потом шёпотки...
Невесёлая цепь сожалений
об ушедшем герое, что только достиг сорока...
Ох, да сколько их было, взрывающих мозг впечатлений,
уместившихся в смысл орущего утром звонка?!..
И не счесть этих мук, в перекроенном сердце осевших
в ожидании тьмы, поглощающей чувство вины,
ведь легко осторожничать в лёгких, давно отболевших
незаметною хворью, что дырами метила сны...