Я не была здесь столько октябрей,
что парк успел ко мне перемениться.
Клён в желтизне, как старец в серебре,
к стене полуразрушенной клонится.
А я-то помню саженцем его –
нелепым, тонкоствольным, уязвимым…
Тогда мы просто проходили мимо,
о времени не зная ничего.
Здесь пахнет дымом. Он неистребим,
горчащий привкус гибнущего лета,
на клумбе астры розового цвета,
сиреневые звёзды октябрин
и шапки хризантем. Цветы цветут,
не поддаваясь холода капризам.
Осенний воздух синевой пронизан.
Ковёр листвы упругой, как батут.
И стерегут два каменные льва
аллею, от дождя ещё сырую.
Я осень пью. Я осенью пирую.
От осени светлеет голова,
и всё легко – и рифмы сопрягать,
и заплетать, не попадая в ноты,
венки сонетов в баритон фагота,
как школьник пишет палочки в тетрадь.
Не мастерпейс – так, музыка души,
каприз случайным росчерком. А знаешь,
нигде так хорошо не отдыхаешь,
как в этой замирающей тиши.
И старый клён опять в меня влюблён,
и горький дым не так уж сильно горек…
И гамлетовский возглас: «Бедный Йорик!»
я хороню в приятии своём.
Мириться с тем, с чем осень примирит,
хоть на минуту, дорогого стоит.
А что же клён? А клён шепнёт: «Пустое…» -
и злого на меня не затаит.