Резвая такая, хлёсткая,
хлещет кровь из альвеол!
Заполняя зноем лёгкие,
заливаю хрип «отвёрткою»
и сползаю вниз, под стол.
Под столом всё так же празднично,
что и тридцать лет назад,
с той лишь только малой разницей:
чтобы вволю напроказничать,
нужно выпить семь подряд.
Дерзкая такая, прыткая,
долбит мысль в кривых висках!
Оставляя дверь открытою,
утекаю тварью жидкою
с грацией броневика.
На морозе так же дышится,
что и в детстве – от винта!
Только снег какой-то выжатый,
суховатый, разбулыженный
примесями метастаз.
Звонкая такая, резкая
внутренняя тишина...
Обмотавшись жизни лескою,
режу <вжик!> паскуду мерзкую
и спускаю вниз, до дна.
В пустоте всё так же солнечно,
как и ровно смерть назад;
всё разложено по полочкам:
рождены в рубахах войлочных,
чтоб в лохмотьях умирать.