Витебск осенний с утра безусловно красив,
Серебро белых ключей в алюминиевой кружке.
Клёнов багрянец так бережно сложен в пакеты,
Завёрнут в афиши трамвайного дня …
Кажется,
слухи о скором приходе зимы приумножены. Минимум вдвое.
Иней кипит на капотах машин, тихо слёзы пустив,
перерождается в солнечный воздух. Подружки
Не наболтались ещё, не наплакались, а за билетом
шуршат на вокзал, голосами звеня.
Спетые общею вдовьей судьбой,
да своей шестиструнной любовью.
Мерен Шагал, строкой по фасадам нестарых шагая домов
древнего города.
Вглубь утекающие облака, ещё отчётливей собранны,
если в Двине отражаются полностью.
Смотришь в них - словно читаешь.
Люди в машинах пока не спешат,
размеренно мелется время.
И пробегая секунды вперёд,
зябко жмурясь от радости,
стопки томов
прежних историй листаешь…
Наедине сам с собой. И одновремЕнно – со всеми.
И одноврЕменно с прошлым и будущим
Здесь и сейчас.
Единовременно с каждым из всех существующих.
С каждым из живших.
в этом безвременном месте...
Каждый час,
каждой из стран в этом городе некогда бывших.
Словно в трамвайном окне, видишь прежнюю звонкую жизнь,
машешь приветливо ей, не принимая участия.
И с кем бы ни был ты здесь - городу ты- дистанционный смотритель.
И если даже с утра в белом храме вкушаешь причастие,
ты лишь всерьёз облапошенный временем - тихим карманником-
очередной посторонний восторженный зритель.
Город пугает историей,
строчки распухли, подобно доходам в базарные дни
Страшные сны о расплавленном золоте
криком крошат
беззащитно беззубый остов синагоги.
И разделясь на двенадцать, рифмы,
стремясь избежать толкотни,
зябко внутри мельтешат.
Чтоб подсказать кто нас делит и властвует,
кем растит пастушат
и для чего и как долго мы будем пред Богом убоги.
Или пребудем у Бога чисты и прекрасны как белые статуи в мраморных склепах церквей,
радостны, как “божьи дети” в Афонских садах,
и в лазуритовых и аммонитовых залах дворцов Соломона
и освятясь, пребывать в этом свете
танцуя во страхом скованных льдах
осознанья,
словно monsieur Radiville на балу в честь рождения Наполеона.
Здесь, опьяненный успехом и коньяком имярек
в местных погодных нюансах сведущий не шибко
спутает карты кампании маленький человек
и роковой спич с балкона замёрзнет в большую ошибку
Дзынь,
и навеки замрут корпуса вольтижёров под снежным ковром
под слоями эпох,
кремом событий пропитанных
и смешаются липко границы времён и вершителей смажутся судьбы…
где поднимают мосты,
развеваются гривы,
трубы трубят,
несётся гремучая
средневековая жесть
в латах , забралах,
рекламных щитах ошалевшего янки
и невозможно сквозь время увидеть как было и есть,
гости съезжаются -
седых генералов встречает ещё молодой невский зять,
четвёртый трамвай поколения прадедов едет под танки.
Впрочем мужчинам ещё далеко до по женски коварной жажды любви
что расплескала огнём и мечом граду давшая имя Хэльга Прекраса.
(горя не видящих трогают сториз настоенные на крови)
и все потомки буквально пищат и торчат от её мастеркласса.
Движешься в ритме прохожих монахов,
Уличный бронзово-медный контемп мимоходом любя
как неразрывную слитность людей в монетарно-лубочном окладе.
Словно включён в ритуальное действо отъятья себя у себя
вот только ты не решил до сих пор,
а чего это ради ?
Вкус базилика, кипрея, праздника жаждущий торт, дух авантюр
не раскрылся ещё, но яснее предчувствуешь,
трогаешь новые грани.
Каждая новая ночь погружает в импровизированный морт от натюр
Лао, Кун цзы, и Хайам путешествуют в заднем кармане
путь в обе стороны меньше чем тысяча ли
многим не больше чем две чаши чая
желания тела над сном,
растерянный взгляд в оба мира.
Пишешь всё время о разном, читаешь всегда об одном.
Так по осеннему тянет вовлечься в игру
Занесённая листьми лира.
Витебск осенний с утра утопает в стихах.
хочется слушать их слушать и слушать и слушать и слушать и...
Боже, как тонко расставлены чувства и толк в этих многосерийных, тягучих строках -
Если не понял о чём, чувствуешь как ...
И я спокоен за судьбы стихов в этих верных, надёжных натруженных душах.
“Город струящейся жизни, омоним всем прежним своим именам..."
тысячей строк ты воспет, обозначен, оформлен, очерчен, изучен
стрелки на ратуше мерным движеньем своим возвышаются над
суетой скорого века людей соврЕменных нам
быт и деяния которых плотно закручены
В свитки историй, в рулоны древесных колец..
Кажется, именно здесь и находится дверь за холстом
Что скрывает внутренней жизни театр,
где с подмостков ступеней
нежные дворники чисто и бережно осень сметают
в незлой амплитуде движенья
и распалённые зрители собранные в архетеатр
свищут и требуют и надеются на продолжение.
Господи, лишь бы не замерли звук и линии света
там где поют, и вещают, услышав притихли
изумрудно манит
выход на сцену.
Тихо, так бережно
Падают листья как
звёзды в гранит
пятиконечностью раня пришедших
как свежей памяти
остро отточенные сюрикены.
Город в огне. дружных клёнов багряный прилив
плавит пространство ,
Над медленным утром царственно катит
октябрьского солнца
лимонно-песочная глыба.
Дышишь его площадями и скверами, ветром, прожилками улиц,
так беспардонно легко полюбив.
Тихой брусчаткой стихов изнутри покрываясь и
шепчешь восторженно - Витебск - спасибо !
21102017135020112018