Монгольский степей бесконечность пестрит бурым камнем
наскальных рисунков-теней, что плывут с облаками
по выжженной скудной земле еле скрытой под жесткими мхами.
и травы тростинками с ветром играют, слепых поддавков пустота,
вольный звук шалых бликов. Находит своё отражение мираж
солнцеподобного блеска и луноподобного лика.
Здесь путешествие есть безызвестность, нет грани для взора
янтарь подсознания прозрачен, лучист, не огранен,
сквозь пузырики воздуха он цвета на свой лад преломляет,
застывшие в слёзной смоле в глубине у хрусталика глаза,
сияние, зов безразмерности и бездны сверкание
и звёздопадом восходят и падают за небозёмом алмазы.
Их хранит горизонт, только в сумерках вспыхнет зарница —
подсветит границы души в бесконечности степи,
и тонкою кромкой покажут свой путь удалённые горы,
исконе бредущие вереницей не в поисках счастья,
покачивая миражами туманностей лета,
хребтами, горбами верблюжьими, тонкошёрстною дымкой
из сотни клочков облаков домотканых.
Тишь в упряжи коневода безвестного славной задумкой вселенной
покоится между холмов и течёт белоречьем в долины
и белой водой омывает брега, студит камни течением,
рокочет судьбу, тонким голосом тайно стрекочет,
сливаясь в симфонию крыльев стрекоз и кузнечиков плавно.
Восходит луна, сокровенным мерцанием сребрится
как пыль в отражениях звёзд, каплях сизой росы на травинках.
В картинку воткнуть бесконечность нельзя,
но вобрать можно в эту слезинку.