Петербург — город каменный,
на морские ветра оскаленный,
развернулся дорожной скатертью
средь болотистых рек закатанных
в мостовые, гранитное крошево,
сколько сил и труда укокошено,
возвести чтоб церквей кокошники.
Указательный палец из прошлого —
стрелка на Васильевском острове,
неспроста мостами разведены
(дерева подчистую скошены)
берега на разливе большой Невы,
чтоб встречать гостей непрошеных
громким залпом орудий — ледоколом весны.
Низкорослый титан на развалинах
среди груды дворцов разевает пасть
тонкогубых мостов, как теперь попасть
с корабля на бал — закатом опалены
небо, тени, колонны ростральные,
Эрмитаж, набережные сакральные.
Купола, шпили солнцем позолоченные
облаками играют всклоченными —
ты по крышам беги, коль захочешь ты
обогнать мир в исторической прочности.
Улицы между блоками — прямые линии
посвящают нам жизнь отныне и
вовеки веков. Уныние
подстерегает — гони его
от крестов Смоленского кладбища
по Смоленке, Малой Невке, Карповке,
чрез Кронверкский проток по Большой Неве
на Кронштадт, в Петергоф и так далее.
Пасмурностью опечалены
львы и сфинксы — канатов начальники
на мостках отбеленных светлыми ночами,
разведенных в воде с щелочью печали.
Петербург — как пергамент пламенный,
блокадой, войной оплавленный,
Александрийский столп — свеча за здравие,
упокой наши души в каналах тайных
грибоедовским слогом-туманами.