За Вегой 14-15

Николай Рустанович
14. ПРИГЛЯНУЛАСЬ МНЕ ОДНА   

На­ды­шал­ся я у них вся­ки­ми ук­ро­па­ми,
за­хо­те­лось дев­ку их, по­ско­рей  ис­про­бо­вать.

Ин­те­рес­но ж: как да что, есть ли в чем раз­лич­но­сти,
из­да­ет ли дев­ка стон, пом­нит ли о лич­но­сти.

При­гля­ну­лась мне од­на, са­мая не си­няя.
Кор­не­ва­та, но строй­на, пах­нет спе­лой ды­нею.

Ве­те­ро­чек в ней скво­зит. Из жас­ми­нов со­тка­на.
И гла­зен­ка­ми сто­ит как овеч­ка крот­кая.

И не лист тор­чит со лба, а цве­ток го­лу­бень­кий.
Об­нял в тан­це я, на­звал "не­за­буд­кой умненькой".

От нее те­п­ло по­шло, све­том рас­ши­ря­ет­ся.
Хо­ро­шо мне! Хо­ро­шо! Чую, что ре­ша­ет­ся… 

— "Здрав­ст­вуй, Ви­тя. Раз­гля­дел?  Мы род­ные в чем-то!".
Так бы, сра­зу всю, и съел, это­го чер­тен­ка.

Жму ее, сло­ва шеп­чу, да це­лу­юсь соч­нень­ко,
а че­го в ли­ст­ках ищу — и не знаю точ­нень­ко.

— "Так и съел бы сра­зу всю! — при­зна­юсь ей лас­ко­во.
— Мне б в ле­су твою кра­су!". — "Не бо­юсь зу­ба­сто­го!".

 15. СВАДЬБА

Ну — по­здра­ви­ли ме­ня, что за­вел учет­чи­цу,
и же­ни­ли сре­ди дня, пья­но­го, раз хо­чет­ся.

То, что пья­ный-то — не вид­но, толь­ко мне за­мет­нень­ко, 
всем во­ж­дям уже за­вид­но — что дер­жусь так кре­пень­ко.

Кое-кто вот, из во­ж­дей, как под вет­ром ло­мит­ся,
 а дру­гой — ну как мы­шей, ло­вит, а не ло­вят­ся.

Фа­со­лист, со­всем од­ряб­лый, кряк­нет гроз­но — и пол­зет, 
без фа­со­лин, рас­те­рял их, ищет, кря­ки из­да­ет.

 — "Лад­но смот­ришь­ся с же­ной! За­ку­си ка­пу­ст­кой!".
"Вы­пил боч­ку, а жи­вой! На­стоя­щий рус­ский!".

 — "Это точ­но! Это так! — я кри­чу им в лич­но­сти.
— Нам ли, рус­ским, при­вы­кать! С дет­ст­ва мы в при­выч­но­сти!".

Уж не знаю: по­лю­би­ли или что за­мыс­ли­ли —
си­ний ки­тель по­да­ри­ли, как к се­бе при­чис­ли­ли.

Со­об­щи­ли:  что с пла­нет к нам ис­хо­дят сти­му­лы,
это зна­чит: ты­щу лет бу­дем со­вмес­ти­мы­ми.

По­да­ри­ли — "Синь—ви­но". Трех­сот­лет­ней вы­держ­ки!
Пря­чет же­нуш­ка: — "Оно — для ме­ня, для Ви­тюш­ки!".

— "Как же так? — не по­ни­маю. — Это — не­по­ря­до­чек!".
Проб­ку в зу­бы. Раз­ли­ваю. А се­бе — ос­та­то­чек.

— "Гу­ма­нист у нас Ви­тек!" — слы­шу. — "Ух, от­зыв­чи­вый!".
Стар­ший Дуб, кло­нясь, из­рек: — "Ма­ло та­ких, нын­че;то…".

— "Слад­ко! Слад­ко! — шеп­чет зал. — А не сла­ще ды­ни;то!".
Всех дев­чат об­це­ло­вал, а же­ну — не при­ня­то.

В зал по­пры­га­ла с по­кло­ном. С Пер­ца­ми ле­ту­чи­лась.
Обожг­ла шур­ша­щим сто­ном, ря­дом сев. На­жгу­чи­лась!

Нож­ку жму. Ла­донь го­рит. А же­на — уви­ли­вать:
 — "Не­гу­ман­но, — го­во­рит, — нам при всех уси­ли­вать!".

Шеп­чет, ве­точ­ки сло­жа: — "Ди­во тар­но­жан­ское…".
Раз­ли­лась во мне ду­ша — ну как пи­во жар­кое…

Го­во­рю: — "На­пи­ро­ва­лись…".

                …Про­ка­ти­лись с ро­бо­том…
...и в пе­ще­ре ока­за­лись, чис­той, од­но­ком­нат­ной.