За Вегой 18-19

Николай Рустанович
18. КОЛБИЙ ГЛАЗ ВСЕ ЯРЧЕ, ЖУТЧЕ

Хо­ро­шо мне, и все луч­ше, а она — по­ку­сы­вать.
Кол­бий глаз — все яр­че, жут­че… На­чал я пред­чув­ст­во­вать,

го­во­рю: — "Не нуж­но так, ма­ло здесь кра­си­во­го,
бес­тол­ко­вый я… Бу­рак!". Вру, а сам — бес­си­лею.

Ис­пу­га­лась, что ли… — "Ти­ше!" — при­лег­ла мне на;ру­ку.
Да и шеп­чет еле слыш­но, рас­шеп­та­лась на-ухо:

 — "Не­гу­ман­но это, Вить, нас осу­дят лич­но­сти,
вот и в кол­бу го­во­рить ста­нут не­при­лич­но­сти.

Ком­му­ня­кой на­зо­вут!  Ес­ли ты об­ма­нешь —
ки­тель,  Ви­тя, от­бе­рут, на дие­ту ся­дешь!"

 — "На диету? Это как же?" — "А вот так. Без выпивки.
Ты старайся, будь отважным, для большой политики.

Ви­тя… Мо­жет, я глу­па и не так иг­раю?
Вождь со­всем уже упал, я — не по­ни­маю…".

— "А не знаю, — го­во­рю, — так ли ты иг­ра­ешь.
Я,  с же­ной-то, — не хит­рю, не иг­раю, зна­ешь,
 
не хо­чу всем уго­ж­дать, без то­го встре­во­жен.
 Ес­ли хо­чешь — по­ле­жать про­сто так мы мо­жем".

— "Не-ет! Не нуж­но про­сто так! Будь во­ж­дем с ца­рев­ною,
рас­тво­рись в мо­их ли­ст­ках кра­со­той ду­шев­ною!

Див­ным цве­том рас­цве­ту, ди­во тар­но­жан­ское,
на­кло­нись же, по­це­луй ло­но за­ве­жан­ское,

на­сла­дись же, муж мой ми­лый, мо­хом мо­им мя­гонь­ким,
для те­бя его рас­ти­ла, по­ищи в нем ягод­ку!

Сча­ст­лив, Вить­ка, кто, иг­рая, ду­шу ми­лой по­да­рил,
и со­всем люб­ви не зна­ет — тот, кто ду­шу ута­ил!".

Мо­хом си­нень­ким ды­шу, ли­стья ле­зут в уши.
Бу­ра­ком при ней ле­жу, для за­ба­вы ну­жен.

19. ТАК, НЕ ТАК... НЕ ТО, ГЛЯЖУ

По­ни­маю, что в за­ко­не, что по вся­ко­му лас­кать,
а не хо­чет­ся та­кой мне гу­ма­низм изо­бра­жать.

— "Нет, не так… Со­всем не так! Глу­пый ты! Не чут­кий!
Ты пред­ставь, что это — мак или не­за­буд­ка,

лег­кой пчел­кой по­топ­чи, сла­бень­ки­ми нож­ка­ми,
по­топ­чи да не час­ти… по­неж­нее, сол­ныш­ко!".

— "Мо­ты­леч­ком?". — "Не пор­хай, не пре­уве­ли­чи­вай,
ко­реш­ков не за­де­вай…  от­вле­ка­юсь, Ви­теч­ка…".

Как в вол­шеб­ном сне по­след­нем улы­ба­юсь, слу­ша­юсь, —
и стра­шусь, что по­сте­пен­но гу­ма­низ­мом  ску­ша­юсь.

— "Ты по­лег­че, но — сме­лей, не тес­ни дви­же­ния,
за­час­ти;ка чуть бы­ст­рей, смот­рят же рас­те­ния!".

Зажимается, дро­жит: — "С ми­лым по зве­ру­ше­чьи —
мы не лю­бим!.. Под­ло­жи, раз уж так, по­ду­шеч­ку".

— "Эту, что ли?". — "Нет! Не ту! Вы­тя­ни;ка но­вую —
и вздох­нем мы кра­со­ту ро­зо­ле­пе­ст­ко­вую!

Что ж ты ищешь дол­го так? По­ско­рее вы­тянь;ка,
я са­ма бы… да не встать, я ос­лаб­ла, Ви­тень­ка.

У ме­ня вот был лю­бов­ник, он — бы­ст­рее на­хо­дил,
фа­со­лист-то, наш пол­ков­ник. Да­же ор­ден за­слу­жил.

Он ученый, он профессор, он идейный труженик.
На Земле был неизвестным, а теперь — заслуженный!".

Пе­ре­ню­хал я по­душ­ки, по пе­ще­ре пол­зая,
и на­шел ка­кую нуж­но, пах­ну­щую ро­за­ми,

под­ло­жил да по­ско­рей, и пред­ста­вил — буд­то…
в га­ра­же с Люд­ми­лой той встре­тил­ся так кру­то.