I
На душе моей осадок,
шевелиться влом.
Будто так оно и надо,
будто поделом.
Я стою гляжу в окошко
жизнь туды-сюды.
Мне о ноги трется кошка,
требует еды.
Еле вертятся колеса.
Старенький трамвай.
Только главного вопроса
мне не задавай.
Не услышу, не отвечу,
просто промолчу.
Мне уже не станет легче,
даже на чуть-чуть.
Отчего в груди сжимает,
что болит в груди.
Убегают вдаль трамваи,
город мой гудит.
II
Воды набрал в колодце,
но не донес.
На дне колодца солнце
вдруг разлилось,
как будто бы устало
и нервный срыв,
водой, как одеялом
себя укрыв.
Мне был не безразличен,
тот хнык, хнык, хнык,
но я косноязычен.
А солнца лик
от боли содрогался
поверх воды.
И я причин боялся
его беды.
Дальнейшие прогнозы -
дождям висеть.
Остались солнца слезы
в колодце все.
***
Я зубочисткой выводил слова
на столике в рыгаловке вокзальной.
И буква «О» - лица ее овал –
казалась незнакомой и печальной.
За пивом самому. Князей здесь нет.
А ноги час назад прилипли к полу.
Мой день не плох, есть пачка сигарет,
в подарок дали маленькую колу.
А в глубине абрек ест чебурек.
Под крышей, говорит, Аллах не видит.
И водки наливает человек,
и пьет абрек, хоть водку ненавидит.
И все здесь пьют, а как же здесь не пить
за дом казенный, дальнюю дорогу.
Да и того, кто не сумел купить
напоят и накормят понемногу.
Вокзал шумит и люди в нем кишат.
Напьются, раздерутся, ублюются.
И по душам базарят кореша.
Окурками наполненные блюдца.
От дыма здесь совсем просвета нет.
И русского без матерного слова.
Я ухожу, чтоб поменять билет,
чтобы сюда опять вернуться. Снова
слова в столбце, но это не стихи,
а просто ощущение вокзала.
Глупее я не слышал чепухи,
которую она мне не сказала.