На моей длинной поэтической полке среди томиков многих поэтов на первом месте стоит Есенин, потом Пушкин, а далее Фет. Есенин мой земляк, его тоненькие книжки о природе и в советское время на рязанщине издавались достаточно часто. Это его стихи меня пленили и увлекли в мир поэзии. Пушкин – понятно. А вот почему из всей плеяды русских поэтов далее следует Фет? Вот и попробую это вам рассказать.
После Пушкина и Лермонтова я и не думал, что меня можно чем-то удивить. Но вдруг читаю такие строки:
Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..
Ни одного глагола! Но сколько в стихотворении объема, смысла и движения чувств, именно тех самых неуловимых, тонких по ощущениям, вибраций, которые и делают поэзию таинственной и привлекательной. Я сидел обалдевший и восхищенный! А я то думал, что надо обязательно применить глагол, чтобы стих задвигался, задышал, передал смысл и создал образ. А тут просто, казалось бы ни с чего, вас обхватывает некая невыразимая словами субстанция и влечет душу в ввысь и обвораживает настолько, что не хочется двигаться самому, а только сидеть, слушать и предаваться той эфемерной красоте, которая возникла в вашем воображении. И что здесь главное? Природа, человек, его душа или движение души? А главное все, все четко выражено и все неуловимо, как в живописи импрессионистов. И только цельное восприятие дает ошеломляющий эффект чуда.
Афанасий Афанасьевич Фет начал писать стихи, правда, сначала тайком, уже учась в немецком протестантском пансионате подростком лет 15-17-ти. Да, да, будущий исконно русский поэт с немецкой фамилией Фет (и слава Богу, что на это я обратил внимание уже будучи взрослым человеком), начинал свое образование совсем не в русской школе. Хоть и родился в семье богатого помещика, который принадлежал к старинному русскому дворянскому роду. Да и фамилию будущий поэт до 14 лет носил русскую: Шеншин. Но, наверное, это провидение сыграло с ним злую шутку и отняло фамилию, а заодно дворянство и наследство отца, превратив его в бедного немецкого подданного с фамилией матери. Но, честно говоря, я даже не могу представить, что у такого тонкого лирического поэта была бы фамилия Шеншин. Убежден, что тогда и поэзия его была бы совсем другой.
Думаю, и сам Афанасий Афанасьевич понимал это, потому что, когда ему вернули право носить отцовскую фамилию, он все равно ставил под своими стихами: Фет. Хотя, может быть, к тому времени он уже осознал, какое значение приобрело это имя. А может быть, считал, что помещик Шеншин это одно, а литературные дела это другое, это «чистое искусство». И поэтому не допускал в свою поэзию ничего из внешнего мира, никаких социально-политических проблем, им он оставлял только прозу, остро-публицистические статьи и очерки.
Наверное, читатель уже вспомнил другие знаменитые безглагольные строки, которые часто цитируют и которым подражают современные поэты:
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет…
Я и сам, грешен, воспользовался методом, написал: «Вечер, душ, кино, постель…» и т.д. («Немного грустное»). И Блок и Фет написали свои откровения в одном возрасте, около 30 лет, в период расцвета своих творческих сил. И оба стихотворения стали классикой поэзии. Но есть существенное, на мой взгляд, различие. У Блока стих полон пессимизма, якобы предчувствия глобальных катастроф. А у Фета он искрится радостью и тихой любовью, хотя в жизни поэта к этому времени было уже столько обид и унижений, среди которых и невозможность по бедности жениться на любимой девушке, любовь к которой у него проскальзывает в стихах до конца жизни…
Вот так во мне пробудилась тяга к невыразимо-красивому и необычному в поэзии. Некоторые могут возразить, что, мол, есть Франсуа Вийон, Шарль Бодлер, Артюр Рембо, да мало ли кого еще можно вспомнить. Но мне дорога именно русская поэзия, которая своей человеческой сутью, изящностью образов и красотой душевных проявлений сильно отличается от европейской. И как видите, к Афанасию Фету мое сердце благоволит особенно.