Твой рай, твой ад давно осточертели,
твой хриплый голос навсегда затих.
Я долго жил, страдая в хрупком теле,
ища себя в сомнениях твоих.
Всё потеряв, обрел свою свободу,
вкусил запретный, но протухший плод.
Не пил, как Бродский, лишь сухую воду,
а вскоре сам себе зашил я рот…
Под черною луной я выл по-волчьи
и резал вены битою судьбой.
Ведь ты мне отравляла дни и ночи,
мой демон, мой палач, мой гений злой!
Сгоняла сладкий сон своим кошмаром,
шепча безумства и вещая крах.
С больничной койки я сбегал на нары,
и бога звал в отчаянных слезах.
И ты умолкла, став обрывком тени,
стихов не диктовала под луной.
Твой рай, твой ад не стоили сомнений,
остался лишь немой протяжный вой…