По внушительным, величественным залам
Знаменитой Третьяковской галереи
Ходят-бродят посетители устало,
На картины с восхищением глазея.
Вот работы Айвазовского, Брюллова,
Вот полотна Лансере, панно Шагала...
Гид заученную речь заводит снова,
Мимо нас другая группа прошагала...
Я стою, толпы кругом не замечая,
У портрета Николая Страстотерпца,
А глаза его полны такой печалью,
Что вместить ее мое не в силах сердце.
Может, знал он о грядущем лихолетье?
Может чувствовал тогда, в зените славы,
То, что путь, который Бог ему наметил,
Оборвется скоро страшно и кроваво?
Словно утро над семнадцатым июля,
Взгляд из прошлого пронзителен и ясен.
Эта дата в грудь страны войдет, как пуля,
И багровым всю Россию перекрасит.
Сколько после будет лжи, безверья, смуты...
Слух, что слаб был Николай, тугою нитью
Обовьет прямую шею - а ему-то
Лишь хотелось избежать кровопролитья...
По внушительным, величественным залам
Знаменитой Третьяковской галереи
Ходят-бродят посетители устало,
На картины с восхищением глазея.
Я смотрю сквозь холст и стену, вглубь куда-то,
И мне видится, как тень за светлым ликом:
В ночь истории уходит без возврата
Ледокол его Империи великой.