Своей печалью горькой пораженный,
Я брел в немой задумчивой ночи
И дух мой был безмолвно возмущенный
И нервно я перебирал ключи,
Которые в кармане шелестели.
И вдруг возник передо мной мой бывший друг,
С которым мы лежали вместе в колыбели
И от которого я вынес столько мук,
Терзаясь от навязчивых волнений
Из-за любви, которую берег,
Но удержать ее, как ни старался, все ж не смог,
А друг с моей любовью скрылся без стесненья.
И вот теперь он предо мной во тьме
Стоит, как будто осужденный,
Как будто роком злым завороженный,
И смотрит не в глаза, а словно в душу мне.
И так от взгляда этого не по себе
Мне стало, что я отвернулся
И тут же, как на тросе, пошатнулся,
Гляжу, а подо мною - мгла,
А из нее морозом веет, и она
Меня к себе зовет и словно плачет...
Зажмурился я и услыхал слова:
"Пусть мною разговор наш будет начат.
Пятнадцать лет назад я причинил тебе немало боли,
Уехав на чужие берега с твоей большой любовью,
Тебе не объяснив поступок этот, но тогда
Мы лишь желали - не поверишь, но - добра.
Тебе тогда беда ужасная грозила.
Расправу для тебя семья Евгении сулила,
Ее же - вскоре выдать замуж за посла.
Любимая твоя тебя вовек не покидала б,
Коль в силах все была предотвратить.
Она мне все, рыдая, рассказала,
И мы решили твою жизнь спасти.
Но план наш был таков, (ты уж прости),
Чтоб ты в неведеньи остался до поры,
И мы, изобразив тебе измену перед всеми,
Умчались с глаз долой твоих и всей ее семьи.
Мы это сделали еще и для того,
Чтоб не досталась она никому другому.
В мечтах желая лишь мужчину одного,
Она покинула его, вверяя свою жизнь иному.
Евгения отцу сказала, что наложит руки на себя,
Когда не выйдет замуж за меня.
Поскольку мой отец в то время был богат,
Ее семья решила, что, пожалуй, я достоин
Ее руки. И город услыхал звон колоколен,
Всех известивший, что она моя жена.
На лицах наших не было страданий,
Чтоб не было у города гаданий
О том, что мы счастливая чета.
Так знай: меж мной и ней гвоздями дверь забита
Всегда была. Тогда, и после, и сейчас.
И наши души и сердца с тех пор разбиты
Печалью непомерной о тебе. Но нас
Любовь и преданность тебе объединила.
Поверь, ни я и ни она не отступили
От клятвы, данной нами в трудный час.
И я тебе, как прежде, - друг, - коль ты того захочешь,
И в верности Евгении ты убедиться сможешь.
Час Истины пробит. Тебе я все поведал без утайки.
Казнить ли, или не казнить - тебе решать.
Предвижу, ты захочешь много вопрошать,
Я рад ответить, только должен знать ты,
Что все, кто был когда-то против вас,
Уже отправились в мир сновидений вечных.
Поступки были их бесчеловечны
И были все они Судьбой наказаны не раз.
Теперь тела их пожирает плесень,
Последний умер десять дней назад.
Покуда без тебя, мой милый друг, весь мир мне тесен,
Я сразу поспешил к тебе,- всю правду рассказать".
Оторопевши от такого монолога,
От вида друга бывшего, вещавшего в ночи,
От холода мотавшейся пурги
И от неверия предательскому слову,
Я ощутил, что прыгают виски,
Что тело приближается к сугробу,
И в пропасть провалились две ноги,
Реальность не подвластна больше мозгу.
Очнулся я от теплоты руки,
Которая мне грудь всю растирала,
Укрыв меня, по волосам ласкала...
И вдруг увидел я Евгении черты!
В глазах ее небесных радость заиграла,
С щеки скатились две горячие слезы,
Она шептала: "Снова вместе мы",
И бесконечно целовала, целовала, целовала...
А я лежал недвижим и потерян,
И все смотрел на милое лицо,
Оно такое же красивое, как то,
Что я когда-то обожал, и в таинстве лелеял,
Что буду целовать его вот также, как мое
Теперь целует это безымянное созданье.
Во времена, когда я свято верил,
Что спор меж бедным и богатым погребен,
Я правдой и любовью век свой мерил,
Но правдой и любовью был же побежден.
Мне огненные слезы глаз кололи,
В тумане путались вопросом за вопрос,
Но голос будто в глотку костью врос
И я мог издавать лишь стоны.
Так ночь прошла. Проснувшись поутру,
В своей постели Женю я увидел,
И вдруг я понял, как ее обидел,
Когда не подарил ей поцелуй.
И в тот же миг она глаза открыла
И прошептала:"Дорогой, любимый!
Я столько лет мечтала о свиданьи,
Лаская образ твой в печальном ожиданьи.
А ты? Любовь ко мне в тебе еще жива?
Иль тягостны тебе мои слова?"
Тут я почувствовал в душе ее тревогу.
От этих слов я оробел немного,
Но с губ само признанье сорвалось:
"Мне это время нелегко далось.
Я много передумал, много слышал,
Но верить не хотел пустым мартышкам.
О, милая Евгения! Я по сей день весь твой!
Я лишь с тобою рядом чувствую покой,
И я люблю, я обожаю, восхищаюсь,
В минуты эти я, как лев, вцепляюсь,
Клянусь, мы будем вместе до конца!
Мне не страшны грядущие века,
Коль вместе будем мы. Я повторяюсь, да!
И это повторить готов сто крат,
Не будем мы с тобой смотреть назад,
Нас ждут великолепные года!"
Мы несколько часов друг другом наслаждались,
Покуда звон часов нас не вернул в реальность.
К полудню друг к нам в гости заглянул
И мы опять собрались у камина.
Я знать хотел про жизнь их на чужбине
И ненавязчиво об этом намекнул.
И Константин с готовностью солдата,
Который рвется в бой за правду, за мечту,
Мне рассказал хоть кратко, но понятно
Двоих друзей правдивую судьбу.
"Играли мы не в шутку, а всерьез.
Однажды перед нами встал вопрос.
Родители внучат хотели поскорей
И даже дали имя первому - Андрей.
Все стали требовать от нас ответ:
Беременна Евгения иль нет?
Сказать им правду - станут вновь пытать,
Солгать - на Божий суд предстать.
Но тут Фортуна распахнула крылья:
Сиротка нам сынишку принесла,
Которого недавно родила,
Но выкормить и воспитать не хватит силы.
Нам размышлять не в пору было
И мы оставили ребенка у себя.
Назвали мы его Алексо, в честь тебя,
На итальянского звучания манер.
Но не прошло с тех пор и пары лет,
Как старший брат Евгении отправился в могилу.
И это горе так отца ее сломило,
Что он о нас забыл и заболел, а мать
Слегла и больше уж не встала.
Она Евгении все состоянье завещала,
Хотела еще что-то рассказать,
Но лишь губами двигала устало.
Отец еще семь месяцев прожил
И тоже в землю за женою угодил.
А мы с Евгенией решили бедным помогать,
Чтобы они могли детей спокойно поднимать.
Мы основали храм в своем особняке,
Искали брошеных детей повсюду,
Давали платье и еду страдающему люду
И часто говорили о тебе.
Мы все гадали, как же ты живешь,
Как ты, наверно, нас обоих проклинаешь,
Как гнев и слезы нервно изрыгаешь,
А, может, объяснений втайне ждешь.
Хоть мы старались за тобой следить,
Но нас полмира все же разделяло,
И многое порою ускользало,
Теряли мы твоих скитаний нить.
Прошу, мой друг, поведай все, что было,
Как пережил ты нанесенную обиду,
Как размышлял о будущем своем,
Как наказала жизнь тебя потом".
"О, друг мой! Брат мой Константин!
Мне белый свет в мгновенье опостылел,
Когда с Евгенией ты город наш покинул,
Когда остался я совсем один,
Не знал я, как мне дальше жить,
Хотелось на Луну мне волком выть...
Я петлю на себя в сердцах накинул,
Предсмертную записку на пол кинул,
Но гниль веревки снова подвела.
Ко мне тогда сестра как раз пришла,
Она меня как Жучку отчитала,
Потом причину глупости узнала,
Потом слова успокоения нашла.
Не зря Надеждой ее мама назвала,-
Она меня не раз еще спасала.
Она случайно где-то услыхала,
Что санитарок с обученьем набирают.
Тогда ведь ей всего семнадцать было,
Но на учебу она сразу поступила.
Пришла она ко мне, все рассказала,
Мне стыдно так за слабость свою стало.
С меня взяла она заверенную клятву,
Что я не буду за веревкой дух свой прятать.
Но, видно, слишком слаб я оказался
И через полгода я опять сломался.
Ко мне какой-то лысый заявился,
И я с ним чуть не до смерти напился.
Он мне историю поведал непростую:
Как ездил отдыхать в страну чужую,
Как встретил там голубоглазую кокетку,
Попал из-за нее к бандитам в клетку,
Как жаловалась она на судьбу лихую
И как попасть мечтает в сторону родную.
Ах, Женя, Женечка, Евгения, Женюша...
Я твое имя постоянно готов слушать.
Мне так тебя все эти годы не хватало,
Душа моя от пустоты страдала.
"Ни слова больше, мой любимый Александр!
Молю тебя, не множь моих страданий!
За эти годы хватит испытаний.
Наказаны все изверги той банды.
Теперь мы будем вместе неразлучны,
Мы живы, здравы и благополучны.
Фортуна нам дала прекрасный случай,
Чтобы судьбу свою построить лучше".
И так в объятиях с возлюбленной моей
Мы просидели вечер и пол-ночи.
Мне Константин о сыне рассказал,
Которого они когда-то приютили.
Как он преодолеть все океаны хочет,
И сделал жизни цель он из мечты своей.
Мой интерес к Алексо возрастал,
Я лично сам с ним говорить желал,
И мы отправиться к нему решили.
Когда в камине уголь догорал,
Нас друг вдвоем с Евгенией оставил.
Нам этот вечер близости добавил
И я от счастья чуть ли не рыдал.
Теперь моя стезя переменилась,
Я словно через горы вдруг рванул,
Огромным шагом через скалы я шагнул
И тут же над собою и над миром вырос.
Меня ждала жизнь новая, иная,
Передо мной открылись все пути,
Как трудно было мне себя найти,
Как счастлив я, что жизни цель - благая!
14.06.2018