Город огнём наряжен, год ковыляет к ночи, город так шумен, молод, год седовлас и стар. Люди немного ближе, струны дорог короче, сбудется всё, что просишь, полночь грядёт, на старт. В центре — цветные искры, гомон, гирлянды, ёлка, эй, надевай коньки и плоскость попробуй льда.
Холм на краю квартала сдавлен репеем колким, если не знать дороги, то не пройдёшь туда. Холм стороной обходят, дом на его вершине тёмен, колюч и страшен, будто совсем иной. Кевин под стать жилищу — зол, одинок, не принят, мальчику только восемь, он уже одинок. Папа весь день на службе, мама весь день на службе, даже под праздник трудно выпросить выходной. Кевин мечтает, чтобы быть хоть кому-то нужным, так говорили в школе — каждый быть может, но...
Холм заметает снегом, тучей пушистых перьев, Кевин домой заходит еле сквозь снежный слой. Свитер большой и тёплый, холод забыть за дверью, стоит камин разжечь, и будет совсем тепло. Там, у подножья — пляски, музыка и веселье, дети в снежки играют, вертится хоровод. Кевин хотел спуститься; улицы опустели, вечно его обходит доброе торжество. Праздник совсем не праздник, ёлка и то — бумага, вместо конфет под ёлкой мёрзлый хрустящий хлеб, вместо подарков свечи, свет переливчат, мягок, вместо гирлянд узоры льдинками на стекле.
Вечер приходит быстро, кутает снежной шалью улицы, крыши, ёлки, ленты на проводах. Бьётся огонь в камине, снегом чердак завален, в доме темно и тихо, впрочем, как и всегда. Мальчик лежит в кровати, хочется спать — не спится, где-то давным-далёко слышится дружный смех. Полночь, гремя замками, каркает чёрной птицей: лишь отсчитай двенадцать, звонко воскликнет медь. Кевин сквозь сон считает, раз-два-четыре-десять, в городе бьют куранты, время — всего лишь снег. Щедрой рукой рассыплет пепельный полумесяц звёздную пыль по небу — сладкую, как во сне.
Ночь — одеяло с пухом, в лапах её уютно, Кевину снится сказка: искорки на снегу, дома большая ёлка, в алой коробке будто строем стоят солдаты, тронешь — и побегут. Тёплые руки мамы, нитка свисает с пяльцев, папа пришёл с работы и поиграет с ним...
Мальчик сжимает крепко угол подушки в пальцах. В доме темно и тихо, а за стеклом — огни.
Будто пожар, но только воя сирен не слышно, дымом не пахнет, пепел по ветру не несёт.
Кевин хватает свечку. Кевин бежит на крышу. Кевин стоит у окон, разом забыв про всё. Там, у подножья, пляски, ёлка под огоньками, крупные хлопья снега к ней устилают путь. И под окошком лента, только коснись руками, белая тропка-лента змейкой бежит в толпу. Свечка в руке не тает, мальчик щеколду тянет, воздух январской ночи тянется из окна. Там, на тропе у ёлки, кружит безумный танец. Кто-то зовёт со смехом: Кевин, спускайся к нам! Окна открыты настежь, пальцем считать минуты, мальчик спускает ноги в выпавшую крупу.
Мама приходит раньше, дом тишиной окутан, снежный покров нетронут, всю замело тропу. Дома огонь не греет, месяц на небе вышит, стрелки часов застыли прямо в полночный час.
Кевин лежит в постели. Кевин совсем не дышит.
В тонкой руке зажата сломанная свеча.