В день, когда кончилось всё в холодильнике
и опустели все
полки на кухне и часть стеллажей в кладовой,
я, захватив кошёлек и проверив наличие
паспорта во глубине пресловутых (широких) штанин,
вышел во двор, закурил, и уверенно двинулся
в сторону двух близлежащих торговых сетей.
Летний асфальт, под ручьями и мутными лужами,
после дождя не везде мне пройти позволял.
Первая сеть, если верить рекламе навязчивой,
будучи лидером мультиформатных продаж,
дверь предо мной растворив и охранника выставив,
в секциях весь и отделах раскинула зал.
Принадлежа к поколению тех, кто «при Брежневе»
жить начинал и в умеренной строгости рос,
я, несмотря на теперешнее изобилие
и на расширенный ассортимент несмотря,
помню ещё продавщиц за пустыми прилавками,
драки у касс и стояние в очередях.
Но, обойдя второпях все отделы и секции,
линии все и ряды кое-как обежав,
будучи множеством яств и товаров обрадован,
ценами я не остался доволен вполне:
данная сеть, полагаясь на разнообразие,
но без учёта святого понятья «дисконт»,
кем-то была внесена в наш район непродуманно –
без понимания здешних насущных проблем.
Недалеко от промзон и заводов живущие,
некогда бывшие солью советской земли,
нынче в такой магазин заходить за покупками
местные люди не могут позволить себе.
Первую сеть покидая без тени сомнения
в том, что по ценам таким торговать здесь нельзя,
я, обогнувши фасад, перешёл через улицу
и с возмущением выбрался к сети второй.
Сеть номер два, не пленяя красою витринною,
разнообразием и чистотой не блеща,
мне предоставив тележку с отбитым колёсиком,
в мир уценённых товаров с порога ввела.
Пересекая развал, где трансгенные овощи
с фруктами рядом в картонных коробках лежат,
я, за пакетом пакет заполняя старательно,
к девушке, что у весов замерла в ожидании,
с битой тележкой борясь, впопыхах подкатил.
Девушка с надписью красноречивой на бейджике:
«Ни****урдарова Баасыма Бадрия»,
через плечо посмотрев, указала мне пальчиком
что вслед за чем на весы перед ней положить.
Напоминая лицом и прической с кудряшками
заговоривший по-русски фаюмский портрет,
девушка мне на «спасибо» сказала «пожалуйста»
и замолчала, как будто чего-то ждала…
Глядя на бейджик в упор, я подумал скептически:
«Всякая женщина – зло; но бывает хорошею
или на ложе любви,
или на смертном одре».
Будучи сам не из тех, кем рулит ксенофобия,
но и «гостей» без особых причин не любя,
девушку я привлекательной счёл и почувствовал,
что с любопытством взглянула она на меня.
Пересчитав в кошельке все купюры и мелочь всю
и убедившись, что хватит на то и на сё,
я вдоль рядов к отдаленному выходу двинулся,
анализируя брошенный девушкой взгляд.
Не доезжая до касс и о девушке думая,
сам не заметив, как сбавил уверенный шаг,
я оглянулся (как будто невольно, нечаянно)
но не нашёл только что за весами стоявшую
Ни****урдарову Баасыму Бадрию.
В тёмном углу, между тем, на расшатанном стульчике,
облокотившись плечом на обшарпанный стенд,
недалеко от весов прикорнул без стеснения
в грязной спецовке, худой и небритый субъект.
– Где мне найти за весами стоявшую девушку? –
я, растолкав его, бесцеремонно спросил.
Если по виду судить, завезённый из Азии
или приехавший сам, чтоб трудиться и жить,
он указал мне кивком на большую открытую,
за морозильной витриной, железную дверь.
В зале оставив тележку, я медленно двинулся,
в сторону, что указал мне небритый субъект.
За морозильной витриной, набитой пельменями
и равиолями нескольких форм и сортов,
я повернул и в открытую дверь безбоязненно,
словно работаю здесь, деловито шагнул.
По коридору слонялись две полные женщины;
в фартуке, их огибая, прошёл мужичок…
В глубь магазина пройдя и свернув к дебаркадеру,
где под разгрузкой стоял с Кока-колой КамАЗ,
я обнаружил курящих во дворике девушек
и, на бордюре сидящую, Баасыму.
Как бы разительны ни оказались различия
меж москвичем и, в столицу приехавшей, ей,
сколько бы сил ни ушло на их преодоление –
тяга к прекрасному (и молодому) сильней.
Переступая по лестнице, я с дебаркадера
наземь спустился и к Баасыме подошёл:
– Кажутся скромными все азиатские девушки,
как бы проверить, что это действительно так?..
Далее можно открыть «Лисистрату» – на сцене той,
где к взбунтовавшимся женам приходят мужья,
только с учётом, что Аристофану приделали
вместо счастливого – трагикомичный финал:
– Я никогда не даю телефон покупателям, –
выслушав пару моих откровенных любезностей,
мне, без эмоций, ответила Баасыма.
Стайка девиц с сигаретами, рядом стоявшая,
вдруг загудела, как улей, бессовестно пользуясь
тем, что понять не получится их у меня.
Часто, ругая приезжих за необразованность,
мы упускаем из виду их знание русского,
не понимая ни слова из их языка.
Так-то оно, разумеется, так, но, по совести,
больше меня взволновало и больно обидело
то, что в гудении девушек часто проскальзывал,
наш, ни на что непохожий, отчетливый мат.
Сам не являя собой образец добродетели
и не чураясь отнюдь непарламентских слов,
я и представить не мог, что восточные женщины
так беспрепятственно могут и целенаправленно
впитывать бранную лексику и применять.
По коридору шарахаясь, я, как оплеванный,
выскочил в зал, но тележки своей не нашёл…
………………………………………..
– Баасыма не дает телефон покупателям, –
выйдя за мной на крыльцо, объяснил на прощание
в грязной спецовке, худой и небритый, субъект.
В этом районе прожив лет пятнадцать, как минимум,
и отмечая приезжих возросший приток,
я наблюдаю давно, как, простые и скромные,
в наглых и злых превращаются быстро они.
Напоминающий Будду в момент медитации,
но с удивительно высокомерным лицом,
руку засунув на грязной спецовке меж пуговиц,
он мне поведал, что Баасыма Бадрия
часто бывает не так щепетильна и сдержана
в плане контактов и малопристойных знакомств.
Также ещё он сказал, что их сеть магазинная
и покупатели, что посещают её,
в силу своей невысокой платёжеспособности
неинтересны, как девушке, Баасыме.
Стоя столбом на крыльце у дверей супермаркета,
я не заметил, как непроницаемым сделался
и почернел от нахмуренных туч небосвод.
Небо разрезала молния; с первыми каплями
воздух сотряс и наполнил раскатистый гром.