Черная пасть метро.
Я — загнанный раб-гладиатор.
Тяжелым бременем висит
в воздухе ядро
неведомого смысла. Кратер
гнева готовится
к извержению. Басит
гул пустоты. Мчится и злобится
поезд. Сижу в заточении
вагона. В облачении
льда стоит вокруг
меня
армия римских солдат-пассажиров. Чиня
нападение, вдруг,
сквозь нее не прорваться,
и ей не противостоять.
Солдаты в состоянии взбушеваться,
но пока не наступают. Нет ясности,
однако пользуюсь возможностью
побыть немного в безопасности.
Все с большей тревожностью
продолжают зиять
слабости
духа.
Остановка. Картавости
звука.
Всеобщая готовность к бою. Чей-то шепот: “Сука.”
В ухо.
“В атаку!”
Наступление.
Хаоса оживление.
По рычащему знаку
открывающейся двери
солдаты отворачиваются от меня и в звериной манере
идут на штурм
подземного пространства. Опираясь на котурн
собственного самомнения,
я иду вместе с ними. Без сомнения —
они приняли меня за своего.
Суета во мгле — и больше ничего.
Это бой за место под солнцем.
Победа пахнет червонцем.
Через раи
и ады побед
знаю —
этого солнца нет.
Но мечтаю
увидеть его в чарующей белизне
и верю — это произойдет во сне.
Здравствуй, здравствуй, чудесный сон,
где лишь я
и уже не убийца, а праведник Франсуа Вийон
превращаем картины бытия
в Поэзию —
пишем историю младенца-человечества
заново:
там равновесию
расстояний не знакомо слово “отечество”;
там нет ни лукавого
трезвого, ни дурака пьяного;
там звучание
ветра талантливей Баха; там деяние
воздуха живительней
самой жизни; там нагота
тел удивительней
и раскошней нарядов Диора; там никогда
не споет, потерявший свое значение,
Синатра, потому что любое творение
поет лучше; там летают небесные гнезда,
в них живущие люди-звезды —
маленькие дети разноцветного солнца,
сквозь прозрачной Любви оконце
говорящие на акриловых языках
не видевших тьмы лучей
в штыках
безвредных гигантских свечей.
MMXIII