когда в два часа сирена пробила мой потолок,
лизнула дрожью немытые окна, я был, честно говоря,
занят, у меня были дела,
сирена сказала - стой. сирена сказала - слушай.
я скажу один раз. и больше мы с тобой не увидимся. -
она орала так, будто прямо сейчас меня
выкинет из окна взрывом,
будто я уже опоздал,
будто солнце катится с небосвода,
облака ссыпаются пыльной стружкой
тысячам и тысячам прямо сейчас за ворот.
я выперся на порог,
руки вытер,
пошел поливать газон - там цветы,
там мои цветы. мне нужно их успокоить,
я сказал сирене, чтобы она помолчала
и не пугала их. цветы, впрочем, не плакали.
они знали, что вой - не по их души.
по крайней мере, они не первые в очереди.
мой кот уселся на перила ограды
и во взгляде его читалось пристальное,
усталое - ну и что ты теперь будешь делать? -
я махнул ему рукой, сказал - друг, пора есть,
у нас - обед. - сирена сказала - ужин.
я сказал - заткнись, - сирена еще
двадцать минут не заткнулась.
я сидел у забытой миски,
я мешал соус с печенкой,
хотел добавить гуляш, и не знал,
чем ублажить кота, который
так и не пришел, который сидел на перилах
и будто чего-то ждал.
я смотрел на хвост его, замерший волосатой
проволокой поперек забора. кот будто не дышал
а в итоге
он провожал меня
молча.
в центре города кто-то носился.
кто-то орал.
кто-то бежал в укрытие, под землю,
под землю земли, под толщи и толщи асфальта,
под червей, под всех божьих тварей,
кто-то сказал, что поле - чистое поле - укроет.
поле - дыра пространства. в поле - церковь.
церковь - под богом. церковь - в его руках.
я видел, как ее свод первым
треснул,
как он
лопнул,
как чмокнул в самый купол его камень -
огромный камень,
как церковь забрала всех,
кто в нее верил.
я не знал, так спасает от страшных мучений бог,
так он издевается,
так он в панике убивает любимых, или так он сам сходит с ума.
город сходит с ума, и кто-то включает сирену громче,
чтобы она перекрыла плач и горе.
чтобы она всех укрыла.
а реагировали на нее по-разному:
кто-то ее не слышал, кто-то сделал ее новым дьяволом,
кто-то - вторым пришествием,
кто-то развалился звездой поперек асфальта,
потому что нашел шанс умереть,
который всю жизнь откладывал,
кто-то укрывал своим телом детей,
кто-то вез бабку в кресле толпе поперек,
кто-то плакал и собирал открытки,
кто-то боялся не успеть найти себя в барахле и
себя распихать по карманам,
кто-то плакал и судорожно собирал разваленные бусы,
кто-то пытался собрать рыб из
аквариума.
я шел, стараясь не наступить на трещины на асфальте.
многоэтажки звенели набитым в них мусором.
я видел тысячу чужих «если бы»,
я видел море «помилуй, господи»,
я видел мертвых уже и мертвых вроде бы,
притворяющихся мертвыми, я видел тех,
кто пускал салют, а небо -
небо багровело.
оно теперь - кровоподтек.
оно допевает прелюдии.
утренние облака, в которых я читал кроликов
и пляшущих дев - их глотает черная полночь.
дыра пустая поперек неба, что есть - будто
крышка кастрюли, крышка
гроба.
небо ссыпается под ноги,
оно хрустит хрящом стеклянным,
обугленной крошкой.
художник рисовал башни,
певец изображал их стоны,
поэт пихал горелый асфальт в слова,
кто-то танцевал.
кто-то снимал кино.
кто-то бежал.
все справлялись с этим по-разному.
кто-то не справлялся с этим никак,
и был местами правее всех.
ведь
человек - ребенок, потерявший отца,
ребенок, не вовремя выброшенный в космос.
его кубики, башенки, бумажки, пушечки, шортики,
автоматики, - горели.
горело все.
кто-то грабил магазины, не потому
что давила нужда,
а потому что он всегда хотел
попробовать себя в этом, кто-то в первый
и последний раз нелепо танцевал вальс,
а я так и не покормил кота.
он, наверное, убежал.
он, наверное, пошел меня искать.
я стоял на месте, чтобы ему было легче в толпе
и копоти найти мой силуэт и запах.
толпа обтекала меня. она не смотрела,
от чего бежит. черное небо облизывало крыши,
оно глотало верхние этажи.
оно строгие
вытянутые фигуры толкало.
я стоял и провожал взглядом осколки башен вековых.
кто-то доигрывал партию в карты,
кто-то клял себя,
кто-то клял
каждого.
из нас дым выжимал слезы, мы слышали чей-то вой,
кто-то старался уходить громко,
кто-то закрывал себе рот руками.
а когда силы покинули нас,
с неба вперемешку с молниями, камнями и громом
пошел кровавый дождь. одни сказали «химия»,
другие «бог мертв».
отец любил свое дитя, но в воспитании был так плох,
что сошел с ума.
верь во что хочешь. верь в лучшее,
и лучшее придет.
сирена умерла в грохоте.
я только поднял руки, потому что тоже умереть
готов.