Книга прозы "Городок"
Звонок раздался внезапно, в полной тишине, что так редко случается в продолжение суматошного школьного дня. Просто удачно совпало – у неё было окно в расписании…
-Алло!
Голос в трубке был ей неизвестен и всё же что-то неуловимо напоминал.
-Ну, как прошёл вечер встречи в родной школе?
-Да вы знаете, - отвечала она растерянно, - я же на нём не была, болела…
И вдруг догадка, как острый луч, мгновенно выхватила из тьмы, из роя давно затерявшихся в эфире голосов , кто это спрашивает её на том конце провода:
-Женя?
-Да,я.
Они разговаривали недолго, «окошко» в расписании подходило к концу , назавтра было назначено проведение устного испытания по языку, допуск к основному экзамену в 9-ом классе, а значит, сейчас набегут ребята с вопросами и предэкзаменационным волнением. Недолго говорили и сумбурно, как-то обо всем сразу, и сами удивлялись простоте разговора, словно и не лежало между последней их встречей и этим телефонным диалогом больше 30 лет молчания…
Школьный звонок завопил оглушительно, нужно было прерываться, наскоро договорились, что он ещё перезвонит, что уроков у нее – по полной, плюс спецкурс, а это значит, освободится она в районе трёх, не раньше.
Дальше день покатил словно колесико под горку, и опомнилась она только от пения вновь ожившей трубки…
Девочка, ученица, которая обычно всегда дожидалась её в конце смены, чтобы вместе идти домой, разговаривая по пути о насущных юных проблемах, сидела терпеливо за первой партой. Она не сразу поняла, что в этот день вместе с учительницей пойти домой не получится, что кто-то ещё сегодня ждёт её, как и она.
На улице мело… Февраль. Едва они сошли с крылечка, как увидели машину – не машину, танк, въехавший медленно в школьные ворота. И девчонке пришлось свернуть… Дверца открылась, на заснеженной обочине аллеи не осталось никого.
Господи, как знакомо было лицо!.. И глаза… И так все скоро и просто произошло, что не успела она ни разволноваться, ни смутиться… Медленно катил Land Rover по неширокой городской улице, потом по загородному шоссе, мимо заснеженного леса… И он смотрел на неё таким знакомым и таким забытым взглядом. Что было в этом взгляде? То же, что тогда, много лет назад, когда она позволила ему увести себя на прогулку, а встреч таких и было-то у них мало, совсем мало, по пальцам можно перечесть…
Тогда тоже шумел и плакал февраль, вечер был туманный и вьюжный, они дурачились и бегали, кидались снежками, а потом вдруг притихали – и просто шли рядом, как большие… И у нее замерзли руки в мокрых варежках, и его одной хватило на обе её руки… Что они чувствовали тогда? Счастье? Наверное… Хотя были так юны, что, вероятно, ещё и не догадывались о нём. Заскочили ненадолго к её подружке – просто дом был по пути и хотелось погреться. Девчонки сидели в глубине комнаты и болтали, как могут болтать только девчонки, а он просто молча ждал… ждал, когда она согреется и наговорится. Вдруг посреди смеха и разговора она обернулась и буквально натолкнулась на его взгляд, взгляд был материален, она могла бы поклясться. Она запомнила его и помнила потом всю длинную жизнь, взгляд лежал в глубоко запрятанной на дне души шкатулке, где у детей хранятся сокровища… В то мгновение она с трудом могла бы определить, что было в этом взгляде… Став старше, поняла: так смотрит Любовь, которая ещё не успела даже осознать, что она – Любовь, но уже захватила целиком сердце и все существо, безотчетно избрав именно это лицо центром своей Вселенной. Он любовался ею. Он обожал, благоговел, признавал её безраздельную власть, силу её прелести, он складывал к её ногам все свои знамёна. Так потом больше не смотрел на неё никто. Никто больше. Хотя недостатка в кавалерах у неё никогда не было и замуж она вышла за человека, любившего ее глубоко и сильно.
Это невозможно повторить, потому что оно первозданно, как мир для новорождённых. … А оказалось, можно? Словно время и пространство мгновенно сжались до ничтожно малой величины, до незначительной погрешности, и он смотрел на неё сквозь все годы тем же взглядом.
-Господи, – думала она лихорадочно,- ну так же не бывает! Что это? Зачем?
-Чужая душа – потёмки, - думала она, - а тут!.. какие уж потёмки, если все ясно как Божий день, если взгляд этот прям и открыт и совершенно однозначно прочитываем. И нет ему дела до её сомнений и вопросов, её недоверчивости, которая успела сковать хоть смешную и драную, но какую-никакую броню вечно наивному сердцу…
Взгляд этот дарил блаженство, он крал её у обыденности, ничтожных и докучных забот, печали и раздумий. Он качал её, словно тёплая волна, лишал возможности опомниться, протрезветь, вернуться к этому дню, который уже догорал последним сполохом за стеклом машины.
И что было теперь со всем этим делать?