Моему племяннику Игорю
Сроки тумана сменяются сроками
Света, упавшего с неба кристального.
Мыслью касаюсь чего-то высокого -
Самого близкого, самого дальнего.
И, воспарив этой мыслью невинною
Ввысь над землёю, понурой и сонною,
Веру - не веру, а нечто глубинное
В душу вливаю свою истомлённую.
Вниз же, как гляну, то сразу заходится
Сердце в тоске - это кем же так сделано,
Что подо мною внизу хороводятся
Демоны, демоны, демоны...
Вон они рядом и сплошь обелисками
Высятся, бряцая цепью кандальною.
Люди же дальние просятся в близкие...
Близкие просятся в самые дальние...
Но и одни, и другие поклонами
Гнут свои спины пред царственным гением,
Будто бы крылья у всех переломаны,
Или же не было их от рождения.
Будто бы в их копошеньях над мисками
Ртами голодными, пальцами сальными
Радость из дальней возводится в близкую,
Горе, напротив - из близкого в дальнее...
Так вот и бьются, и бьются покорные
Всё перекрасить желая неистово:
Чёрное в белое, белое в черное,
Близкое в дальнее, дальнее в близкое...
Но, хоть разбейтесь над ветхими списками,
Хоть обложитесь томами скрижальными -
Не помещается дальнее в близкое,
Так же, как, впрочем, и близкое в дальнее...
Что до меня, то горю я пасхальною
Свечкой, не веря царям и пророчествам,
Близкой для близкого, дальней для дальнего,
А не такой, как кому-то захочется...