гавайская дрянь шпарит под кислотными облаками,
дым в них тонет - густо и пьяно
развозит промеж клубов пятнистых звезды, -
они мерцают вяло, однобоко и как на повторе -
анимация, может, их россыпь, может, голограмма,
может, и солнце - не солнце,
может и оно нам врать посмело.
может, и оно подумало, что это смешно.
его пузатое тело жрет следы на каменистой
площади загонов для четырехглазой слизистой дряни -
она воет, как мертвые в старых фильмах
про апокалипсисы.
лучше бы мы убили себя инфекцией,
лучше бы мы все упали в наркотики,
лучше бы не боролись,
лучше бы мы не искали бога, - почему вообще
тысячи лет назад схороненного додумались
искать в небе,
почему вообще кто-то оставил маленькие,
холодные, каменные пещеры,
но сейчас - топчи не топчи на чужой планете,
плачь не плачь
по загрязнениям океанов и треснутой атмосфере, -
почему вообще кто-то оставил маленькую, пыльную
Землю?
мне было бы грустно,
не будь ей одной
не холодно.
кто бы теперь ответил,
кто бы теперь сказал, как можно было убежать
от своей гибели и растянуть ее на вечность,
как можно было уродиться такими живучими,
подхватить разум и возомнить,
что у того,
кто родил вселенную
со всеми ее чудовищами пыльными,
светящимися шарами и черными дырками, -
две ноги, два глаза, он бородат и не курит.
кто бы теперь ответил, кто ты бы теперь сказал.
когда один сидишь, протирая штаны
в самом забытом квадрате космоса,
открытом для галочки, почти от нечего делать -
задаешь вопросы не о том, кто что начал,
а кто и когда закончит все. как? - главное.
паразиты априори не боятся смерти,
они слишком заняты жизнью, но человек -
паразит другого вида.
паразит разумный.
паразит ходячий, двуногий. задающий тупые вопросы.
паразит, приручивший ни для чего -
четырехглазую страшную слизь.
сделавший для нее загороженное поле.
притащивший сюда приемник.
планет, оказывается, так много, что
на каждую хватит в комплекте -
по семье и гавайской песне,
пакету пачек сигарет,
сигаретопачковому генератору,
ветхому домику из досок,
которые тухнут в здешнем воздухе
в отличие от приспособившихся - вдруг -
легких. на все - годы эволюции,
годы и годы работы.
и все - как сон,
пролетевший мимо, и сколько не учи даты,
сколько не жуй науку - все, как дань памяти,
формальность, не положенная на душу.
на все, честно говоря, по боку.
все - инструмент выживания.
все - как сон. звезды какие-то приторные.
камень - в лианах из трещинок.
все - пульсация.
если «тарелками» были мы - неудивительно, что мы
возвращались. неудивительно, что мы
разбивались в море, садились в лесах.
я бы тоже хотел сейчас сгонять в прошлое
на арендованной плоской железке -
денег нет на такие курорты.
меня забыли.
я сижу на склоне какой-то горы
какой-то планеты
галактики номер какой-то там,
сектора - «мне по фигу».
приемник орет гавайские песни.
дым - в небо ночное, в мыльных разводах.
почти как дома, где я
никогда не был, но который у меня в крови.
я родился больным.
из меня не выжжет это солнце -
ни номер два. ни номер три, ни красное,
ни голубое, ни полумертвое. слизь орет что-то.
все - как сон.
человечество спит.
где-то в какой-то галактике.
в секторе, может быть,
«кома».