НЕ ХОЧУ ПОНИМАТЬ ЭТО ВРЕМЯ. 2000
Редакция
***
Как воет метель! Как темно!
Проходят минуты и годы.
Душа моя смотрит в окно
На грозную смуту природы.
Зачем я живу на земле? –
Стареет душа и томится.
Зачем мои звезды во мгле
Тревожные спрятали лица…
1999
***
Как поживаешь, не молчи,
Старинный друг мой, - в Петербурге
С тобой не возятся хирурги,
А также прочие врачи?
Не пьешь ли водку так, что плоть
Покоя ищет под забором,
Под Исаакьевским собором?
Да упаси тебя Господь.
Какой идеей одержим,
Каким талантам рукоплещешь?
Вновь утешаешь падших женщин,
Со злом сражаясь мировым?
Конечно, лучше не греши,
И мировое зло – не шутка,
Закончишь язвою желудка
И расслаблением души.
И скажут – выдохся поэт,
Остался скряга и филолог.
А нам с тобою только сорок,
И сорока-то нету лет!
Чего нам стоит накупить
Таблеток и боеприпасов,
Уныние урочным часом
В Неве широкой утопить.
Пускай уже который год
Среда снедает и округа,
Пиши. И мы поймем друг друга –
И мы посмотрим, чья возьмет.
1998
ИНОК
Монах по городу идет,
Нас, суматошных, замечает,
Как наши души круг забот,
Пустых и гордых, помрачает.
Мы поглядим на странный вид:
Скуфья и старенькая ряса,
На женщин, вроде, не глядит,
Совсем не ест, наверно, мяса.
Идет усердный нелюдим,
Творит молитву непрестанно,
Когда мы снова говорим
Замысловато и пространно.
Он город никогда суду
Невольному не подвергает,
Что все спасутся, полагает,
И лишь ему гореть в аду.
ВОСПОМИНАНИЕ О СТАРОСТИ
Старый-старый человек плакал.
Он не научился утверждать:
«Не зря прожил…»
Не умел ворчать,
Что сутки стали короче,
А врачи невнимательнее.
Старый-старый человек плакал.
Он не хотел радоваться
шумным переменам и тихим дням.
И никак не мог вспомнить,
где же расстался с молодостью.
Старый-старый человек плакал.
Ему исполнилось двадцать лет…
Огромный возраст!
Жизнь стремительно исчезала.
И не было рядом
Доброго старца иеросхимонаха Анатолия,
Который бы просто сказал:
«А ты не торопись».
2000
***
Город мой изменился –
поутих,
постарел, стал мудрее,
обманувшей свободе
перестал объясняться в любви,
и тревожно молчит,
словно предал хорошего друга,
и рассеянно смотрит, как падает снег
и темнеет декабрь.
И я тоже, как он,
не хочу понимать это время,
где без кроткой молитвы
совсем замерзает душа.
1998
СУХАРИ
Ни грёз не чаяла, ни слёз,
Когда от русских стуж
В свои края её увёз
Американский муж.
Чего не жить?– Создать уют,
Порядок и покой,
Да только хлеб не продают –
Пшеничный и ржаной.
Чего не жить?– Принять уклад
И негритянский блюз.
Но хлеб – то странно сладковат,
То кисловат на вкус.
Как тошно, мамочка! И соль
Не солона совсем.
И мама шлёт ей бандероль
В далекий Сан-Хосе…
Глядит на маленький пакет
И знает, что внутри –
Не сувенир, не амулет –
Простые сухари.
Их потрясти – они шуршат,
Обёрнутые в бязь!
И умиляется душа –
И ощущает связь
Со снежной родиной –
И слух
Вновь услаждает свой.
И перехватывает дух –
Как пахнет хлеб ржаной!
Чего не жить?– Учить словарь
И улиц, и сердец.
И медленно сосать сухарь,
Как в детстве леденец.
1997
ДИАЛЕКТИКА ОЖИДАНИЯ
В ожидании земного рая.
В ожидании свободы.
В ожидании Годо.
В ожидании конца этого беспредела.
В ожидании России.
1999
***
Мне тяжелы с людьми порою встречи.
Их бойкий вздор невыносим уму.
Закрою дом и душу. Не отвечу.
Как хорошо быть только одному!
Переживу уныния и стужи
И времени необратимый ход.
Никто не возмутит. Никто не нужен.
Но горько, что никто и не придёт.
1998
СРЕДСТВО ОТ ОДИНОЧЕСТВА
Не ворчи, что холодно от мира.
Одиноко — позови гостей.
Не жалей закусок и гарнира.
И напитков крепких не жалей.
Наливай — чего итожить хмуро?
И друзья, которые навек,
Скажут прямо: «Цельная натура!
Ты же настоящий человек!
Ты всегда даешь серьезный повод
Выпить нам за самобытный дар.
Лет-то тебе сколько? Просто молод!
Ну, не молод, так еще не стар.
Жить во мгле и бесконечной смуте
Все устали, только ты один
Видишь ясно и идешь до сути…»
Надо еще сбегать в магазин!
Пустоту, что в душах и в бокале,
Лишь поэт поймет, а не верблюд…
И друзья — поймут твои печали
И забудут, как тебя зовут.
1998
***
Пророки читают молитвы,
Твердят покаянный канон,
Им зримы грядущие битвы,
Печали последних времён.
Поэты не очень серьёзны,
Не дал им Господь глубины,
Вглядевшись в высокие звёзды,
Заметят лишь – зимы морозны
И души людей холодны.
1998
СОВЕТ ОПТИНСКИХ СТАРЦЕВ
Подвижники молитвы и поста,
Чтоб гордых дум преодолеть прельщенье,
Шли убирать отхожие места –
Так души обретали очищенье.
Хорошее лекарство для ума,
Врачующее самый здравый гений,
Послушное сгребание дерьма
Значимей философских рассуждений
(И сложных стихотворных сочинений).
Но мы горды – и собираем мысли,
Как словари, храним благой совет,
А мест отхожих никогда не чистим.
Поэтов много…
Вот и я поэт.
1998
***
Как несбыточно слово!
Незваный глагол
Убеждал не молчать и спешить напролом,
И сложилась строка — я, волнуясь, прочел.
Всё не так,
Надо было писать о другом.
Я мрачнел, становился чернее чернил.
Я хотел говорить, но не ведал о чем,
И незваный глагол неумело чертил,
Понимая, что надо писать о другом.
О другом... Но о чем?! О мерцанье светил?
О борьбе, о погоде? Как злобно в трубе
Воет ветер, как гаснет свеча?..
И решил:
О другом — это просто сказать о себе.
И постиг черновик и последнее дно,
И глубокое небо, и шорох в избе,
И гул времени...
Снова изводит одно:
Как спокойно и просто сказать о себе.
1995
МЕСТО МЕСТИ
Город пошлый, город грязный!
………………………………….
Погрязай в рутине вечной,
Город сплетен и клевет
Град пустынный, град увечный,
Град презрения предмет!
И. Куратов «Усть-Сысольск»
Волнуясь, заметил поэт, а не злясь,
Высокое чувство не злится –
Какая на улицах давняя грязь!
Как мрачно в зырянской столице!
И то, что открылось душе и уму,
Доверил стиху безоглядно…
За это и памятник ныне ему,
Чтоб было другим неповадно,
Поставлен не там, где порядок и свет,
Где мысли чисты и трактиры,
А именно в граде, который предмет
Презренья гражданственной лиры.
Но здесь и признанье теперь, и престиж –
Какое изящное мщенье!
И в каменном платье никак не сбежишь
Из мест своего вдохновенья.
Да кто и помянет, что жил человек
И умер от смуты сердечной –
Пустынная улица, сысольский брег
И северный город…увечный…вечный.
1997
***
Его в сосновый гроб положат,
Поплачут скромно, что поэт
Душой мятежною извелся,
Отмучился во цвете лет.
Не разобрались в нем соседи,
Бездушный век, дотошный ЖЭК...
И я подумаю: от водки
Хороший умер человек.
Зачем унылому запою,
Бессмысленному кутежу
Он отдал дни свои? Не знаю.
Не понимаю. Не сужу.
1997
***
Стали люди сгорать, как сухие дрова.
Не выходят у них ни дела, ни слова.
И с утра так болит голова.
Наше время проходит. Душа-инвалид
Мстить не может, но не забывает обид.
Помолчит, помолчит – и сгорит.
Как мы долго взрослели – хмелели от книг.
Как мы быстро стареем – стремительно, вмиг.
Вступит в вечность подросток-старик.
Никуда не спешил. Ничего не успел.
Ни решительных слов. Ни значительных дел.
Помечтал, промолчал – и сгорел.
1999
ПРОЗРЕНИЕ
(из дневника В.А.Жуковского. 1846)
1.
Он написал:
скупее солнце светит
и зрение теряет остроту,
и счастья я никак не обрету
ни с молодой женой,
ни в милых детях,
ни в книгах
и ни в светских разговорах.
Болит душа,
больна Святая Русь!
Но в этом воля Божия, с которой
я соглашаться медленно учусь.
Согласие ищу с ней терпеливо.
И только это делает счастливым.
2.
«Храни, Господь,
Ты дней моих остаток –
Во всем Твоя спасительная длань.
Прости, что так бездарно я растратил
Талант, который был Тобою дан.
Себе-то не солжёшь
И не докажешь,
Что жив надеждой, что любовь жива…
И пылкой скорби нет об этом даже.
Молитвы вместо мертвые слова.
Одна рука Твоя,
Господь-Спаситель,
Отечески из бездны извлекает,
простри ее над слепнущим поэтом,
рабом Твоим Василием…»
3.
Поэт на миг отвлекся от письма –
И снова видел слепоты на грани,
Как подступает неизбежно тьма,
Как мир теряет точность очертаний.
Как размывает дождь черты дорог,
Черты предместий, вечера и года,
Как разбирает Бог молитвы слог
Для вольного, как небо, перевода.
1999
ПЕЧАТЬ
Не взвоют враждебные вихри,
Не грянет всемирный салют,–
Придет незаметно Антихрист,
Начнет свой обыденный труд.
Откроет бюро и конторки,
Куда, не ропща на судьбу,
Толпа потечет – три шестерки
Послушно поставить на лбу.
«Где ваше духовное зренье!–
Младенца воскликнут уста.–
Терпите позор и гоненье,
Но не предавайте Христа!».
Но скажут, что даже монахи
Признали Верховный Указ,
Что грубы библейские страхи,
Иная эпоха сейчас.
Эпоха широких понятий.
Прогресс победил на земле!
Осталось поставить печати –
И на православном челе.
2000
***
Усталость, зима и морока
Блаженные гонят слова —
Для праведников и пророков
Камней не жалеет Москва.
Народ-богоносец… Да ношу
Не может никак удержать.
Неужто три Рима падоша?
Четвертому же — не бывать.
Идет литургия неверных,
Проклятья срываются с уст.
Зима и усталость, и скверна,
И дом оставляется пуст.
1998
***
Какие хмурые обрел
И неприветливые годы:
Безделья сон взамен свободы,
А вместо воли – валидол.
И, как тюрьма, душа темна
Своим обыденным расчетом,
Пугливо что-то, словно шпрота,
Живет огромная страна.
Зачем я становлюсь сродни
Мертвящим целям и порядкам,
Что верят – с крыльями прокладки
Спасут в критические дни.
2000
СУП ИЗ ТОПОРА
Наваришь горячего супа, —
и жить веселей.
Ду Фу
Трудновато живем, но с охотой,
Что нам бедность, раз беден, кто скуп.
Есть вода — это больше, чем что-то —
Значит, будет готовиться суп.
А с нехваткой жиров и приправы
Разберемся и выход найдем —
По преданиям нашей державы
Сварим суп со своим топором.
Объясним мудрецам-инородцам —
Не берется народ на измор,
На Руси непременно найдется
На веселое дело топор.
1999
БОГОРОДИЦА ПЛАЧЕТ
Что-то в этом году и на соль не повысили цены,
И сосед не палил по кометам за смятый укроп,
Лес горел, но не сильно, и женскую баню чечены
Штурмовать не собрались – и, к счастью, никто не утоп.
Поворчала погода, и яблоки к Спасу поспели,
Медный бунт был коротким – и всех помирил самогон.
А газеты шумели, да больше о тайнах постели,
Тайн других не осталось для наших сумбурных времён.
Обошлось без потопа и язвы, войны и дракона,
Подновили дорогу, открыли еще гастроном…
Только в церкви о чем-то замироточИла икона –
Богородица плачет, а мы Её слез не поймем.
1997
НЕБО РОДИНЫ
Нас небо не влекло,
Как сложная шарада,
На плечи нам легло –
Держать кому-то надо.
Держать тяжелый свод
Приходится отныне –
Как уберечься от
Заносчивой гордыни,
Что курит фимиам
Про терпеливый гений,
Про светлый труд, что хам
Подпивший не оценит.
Вдохнешь лукавой лжи,
А небо и придавит.
Спокойнее держи.
Господь нас не оставит.
1997
***
Сердце заплачет – война! Ты его отвлеки
Щебетом птичьим и плавным теченьем реки.
День-то какой! За рекою брусника и бор...
Если опять о предательстве, то перебор.
Хватит о тайных тевтонах и русских гробах,
Поговори о другом – о ботве и грибах.
Поговори о другом, как стремительный стриж
Небо без устали славит,
Но ты промолчишь.
Ты промолчишь о жаре и густой синеве,
Как стрекоза заблудилась в высокой траве.
День-то какой! И безоблачен русский простор!
Если опять о предательстве, то перебор.
1996
***
Война придёт не завтра, а сегодня –
Уже идет и ставит блокпосты.
Но радуются часто в преисподней,
Что храмы православные пусты,
Что мы глотаем слезы на могилах,
Но продолжаем верить в миномет.
И потому нам нужен поп с кадилом,
Блаженный поп – он души отпоет.
Он отпоет решительных в печали
И за друзей рискнувших головой –
На милость Божью пусть не уповали,
Но Родину и душу не отдали
Земному торгу, злобе мировой.
Нам нужен поп, чтоб не чернеть от мести,
Ветхозаветной мести…
Сердце, пой –
Тихонько пой с церковным хором вместе
Молитву «Со святыми упокой…»
2000
ВСТРЕЧА С ЦЫГАНКОЙ
- Постой, красивый!
- Все у вас красивые.
- Дай погадаю.
- Ни к чему мне знать
твои рассказы,
все равно соврешь.
- Ах, не совру,
услышишь только правду,
не сомневайся –
скоро в твоей жизни
изменится все к лучшему,
красивый,
ты обретешь и власть, и состоянье.
- Тоска какая!
Грустное пророчество!
- Постой, постой,
слова мои сбываются –
счастливым будешь.
- Вот еще несчастье…
1996
ОНИ…
Когда я возвращался домой,
Меня остановили двое незнакомцев,
Спросили – который час?
И сколько звёзд на небе?..
Кто не натыкался
На такие неожиданные вопросы?
Потом идёшь, ругаешься,
Объясняешь близким,
Что звёзды не поддаются счёту –
Неужели мир сошёл с ума?..
А по морде ты уже получил.
1998
***
А. Пашневу
Если вдруг доживем до расстрела,
То поставят, товарищ, к стене
Нас не за стихотворное дело,
Нет, оно не в смертельной цене.
Мир уже не боится поэта,
И высокое слово певца
Он убьет, словно муху, газетой,
Пожалеет на это свинца.
Для чего сразу высшая мера?
Водка справится. И нищета…
Но страшит его русская вера,
Наше исповеданье Христа.
В ней преграда его грандиозным
Измененьям умов и сердец.
И фанатикам религиозным
Уготован жестокий конец.
Вновь гулять романтической злобе.
Как метели, в родимом краю…
Если только Господь нас сподобит,
Пострадаем за веру свою.
А солдатикам трудолюбивым
Всё равно, кто поэт, кто бандит —
Не узреть им, как ангел счастливый
За спасенной душой прилетит.
2000
***
Посмотрю на снег в начале мая,
Про себя решу, что повезло:
Замерзал Овидий на Дунае,
Мне — у моря Карского тепло.
Мне хватает света и озона,
И на размышления — чернил.
Милый край не одного Назона
В вечной мерзлоте похоронил.
Майский снег на улице кружится.
Дал Господь насущный хлеб и кров.
Что мне Рим, надменная столица?!
Почитаю я молитвослов.
Не живи, душа моя, в обиде
И за лад благодари Творца,
Не ропщи на местность, как Овидий,
Всё стерпи до самого конца.
1999
НЕ ХОЧУ ПОНИМАТЬ ЭТО ВРЕМЯ. 2000
Первый вариант
***
Как воет метель! Как темно!
Проходят минуты и годы.
Душа моя смотрит в окно
На грозную смуту природы.
Зачем я живу на земле? –
Стареет душа и томится.
Зачем мои звезды во мгле
Тревожные спрятали лица…
***
Как поживаешь, не молчи,
Старинный друг мой, - в Петербурге
С тобой не возятся хирурги,
А также прочие врачи?
Не пьешь ли водку так, что плоть
Покоя ищет под забором,
Под кафедральным спит собором?
Да упаси тебя Господь.
Какой идеей одержим,
Каким талантам рукоплещешь?
Вновь утешаешь падших женщин,
Со злом сражаясь мировым?
Конечно, лучше не греши,
И мировое зло – не шутка,
Закончишь язвою желудка
И расслаблением души.
И скажут – выдохся поэт,
Остался скряга и филолог.
А нам с тобою только сорок,
И сорока-то нету лет!
Все можно снова – накупить
Таблеток и боеприпасов,
Уныние урочным часом
В Неве широкой утопить.
Пускай уже который год
Среда снедает и округа,
Пиши. И мы поймем друг друга –
И мы посмотрим, чья возьмет.
1998
***
Монах по городу идет
И нас, усталых, замечает,
Как наши души круг забот,
Пустых и гордых, помрачает.
Нас удивляет его вид,
Скуфья и старенькая ряса,
И что на жен он не глядит,
И что вкушать не станет мяса.
Идет усердный нелюдим,
Творит молитву непрестанно,
Когда мы снова говорим
Замысловато и пространно.
Монах идет и мир суду
Невольному не подвергает,
Что все спасутся, полагает,
И лишь ему гореть в аду.
1997
Воспоминание о старости
Старый-старый человек плакал.
Он не научился утверждать:
«Не зря прожил…»
Не умел ворчать,
что сутки стали короче.
А врачи невнимательнее.
Старый-старый человек плакал.
Он не хотел радоваться
шумным переменам и тихим дням.
И никак не мог вспомнить,
где же расстался с молодостью.
Старый-старый человек плакал.
Ему исполнилось двадцать лет…
Огромный возраст!
Жизнь стремительно исчезала.
И не было рядом
Доброго старца иеросхимонаха Анатолия,
Который бы просто сказал:
«А ты не торопись»
2000
***
Город мой изменился –
поутих,
постарел, стал мудрее,
обманувшей свободе
перестал объясняться в любви,
и тревожно молчит,
словно предал хорошего друга,
и рассеянно смотрит, как падает снег
и темнеет декабрь.
И я тоже, как он,
не хочу понимать это время,
где без кроткой молитвы
совсем замерзает душа.
1998
Сухари
Ни грез не ведала, ни слез,
Когда от русских стуж
В свои края ее увез
Американский муж.
Чего не жить? – Создать уют,
Порядок и покой,
Да только хлеб не продают –
Пшеничный и ржаной.
Чего не жить? – Принять уклад
И негритянский блюз.
Но хлеб – то странно сладковат,
То кисловат на вкус.
Как тошно, мамочка! И соль
Не солона совсем.
И мама шлет ей бандероль
В далекий Сан-Хосе…
Глядит на маленький пакет
И знает, что внутри –
Не сувенир, не амулет –
Простые сухари.
Их потрясти – они шуршат,
Обернутые в бязь!
И умиляется душа –
И ощущает связь
Со снежной родиной –
и слух
Вновь услаждает свой.
И перехватывает дух –
Как пахнет хлеб ржаной!
Чего не жить? – Учить словарь
И улиц, и сердец.
И медленно сосать сухарь,
Как в детстве леденец.
1997
Диалектика ожидания
В ожидании земного рая.
В ожидании свободы.
В ожидании Годо.
В ожидании конца
этого беспредела.
В ожидании России.
1999
***
Мне тяжелы с людьми порою встречи.
Их бойкий вздор невыносим уму.
Закрою дом и душу. Не отвечу.
Как хорошо быть только одному!
Переживу уныния и стужи,
И времени необратимый ход.
Никто не возмутит. Никто не нужен.
Но горько, что никто и не придет.
1998
Средство от одиночества
Не ворчи, что холодно от мира,
Одиноко – позови гостей.
Не жалей закуски и гарнира.
И напитков крепких не жалей.
Наливай – чего итожить хмуро?!
И друзья, которые навек,
Скажут прямо: - Цельная натура!
Очень настоящий человек!
Скажут честно: - Есть серьезный повод
Выпить нам за самобытный дар!
Лет-то тебе сколько? Просто молод!
А не молод, так еще не стар.
Жить во мгле и бесконечной смуте
Все устали, только ты один
Видишь ясно и идешь до сути…
Надо еще сбегать в магазин!
И как пусто в душах и в бокале
Лишь поэт поймет, а не верблюд.
Все кругом позорно обмельчали…
Ты – другой… А как тебя зовут?
1998
***
Пророки читают молитвы,
Твердят покаянный канон,
Им зримы грядущие битвы,
Печали последних времен.
Поэты не очень серьезны,
Не дал им Господь глубины,
Вглядевшись в высокие звезды,
Заметят лишь – зимы морозны,
И души людей холодны.
1998
Совет оптинских старцев
Подвижники молитвы и поста,
Чтоб гордых дум преодолеть прельщенье,
Шли убирать отхожие места –
Так души обретали очищенье.
Хорошее лекарство для ума,
Врачующее самый здравый гений,
Послушное сгребание дерьма
Значимей философских рассуждений
(И сложных стихотворных сочинений).
Но мы горды – и собираем мысли,
Как словари, храним благой совет,
А мест отхожих никогда не чистим.
Поэтов много…
Вот и я поэт.
1998
***
Как несбыточно слово! –
Незваный глагол
Убеждал не молчать и спешить напролом,
И сложилась строка – я, волнуясь, прочел.
Все не так,
Надо было писать о другом.
Я мрачнел, становился чернее чернил.
Я хотел говорить, но не ведал о чем,
И незваный глагол неумело чертил,
Понимая, что надо писать о другом.
О другом… Но о чем?! О мерцанье светил?
О борьбе, о погоде – как злобно в трубе
Воет ветер, как гаснет свеча?..
И решил:
О другом – это значит сказать о себе.
И постиг черновик и последнее дно,
И глубокое небо, и шорох в избе,
И гул времени…
Снова изводит одно:
Как спокойно и просто сказать о себе.
1995
Место мести
Город пошлый, город грязный!
………………………………….
Погрязай в рутине вечной,
Город сплетен и клевет
Град пустынный, град увечный,
Град презрения предмет!
И. Куратов «Усть-Сысольск»
Волнуясь, заметил поэт, а не злясь,
Высокое чувство не злится –
Какая на улицах давняя грязь!
Как мрачно в зырянской столице!
И то, что открылось душе и уму,
Доверил стиху безоглядно…
За это и памятник ныне ему,
Чтоб было другим неповадно,
Поставлен не там, где порядок и свет,
Где мысли чисты и трактиры,
А именно в граде, который предмет
Презренья гражданственной лиры.
Но здесь и признанье теперь, и престиж –
Какое изящное мщенье!
И в каменном платье никак не сбежишь
Из мест своего вдохновенья.
Да кто и помянет, что жил человек
И умер от смуты сердечной –
Пустынная улица, сысольский брег
И северный город…увечный…вечный.
1997
***
Его в сосновый гроб положат,
Заплачут горько, что поэт
Душой мятежною извелся,
Отмучился во цвете лет.
Не разобрались в нем соседи,
Бездушный век, дотошный ЖЭК…
И я подумаю – от водки
Хороший умер человек.
Зачем унылому запою,
Бессмысленному кутежу
Он отдал дни свои? Не знаю.
Не понимаю. Не сужу.
1997
***
Стали люди сгорать, как сухие дрова.
Не выходят у них ни дела, ни слова
И с утра так болит голова.
Наше время проходит. Душа-инвалид
Мстить не может, но не забывает обид.
Помолчит, помолчит – и сгорит.
Как мы долго взрослели – хмелели от книг.
Как мы быстро стареем – стремительно,
вмиг.
Вступит в вечность подросток-старик.
Никуда не спешил. Ничего не успел.
Ни решительных слов. Ни значительных дел.
Помечтал, промолчал – и сгорел.
1999
Прозрение
( из дневника В.А.Жуковского.1846 )
1.
Жуковский,
слепнущий,
внимательно глядел
в прошедшие года,
мечты, поступки.
И, видимо, в последний раз
писал –
в дневник признания,
что жизнь проходит зря,
почти прошла,
а сердце безутешно,
нет счастия и счастья нет
ни в чем – (убрать)
ни в творческих занятьях,
ни в молодой жене,
ни в милых детях,
ни в книгах,
ни в погоде,
ни в друзьях, -
судьба скупа, бездарна и ничтожна,
но в этом воля Божия,
и с ней
он научился ныне
соглашаться.
2.
« Храни, Господь,
остаток моих дней,
храни мое смиренное семейство.
Во всем Твоя
спасительная длань.
Меня сберег Ты от нужды и бедствий.
А я растратил
данный мне талант –
и не собрал сокровища для неба –
ни веры, ни надежды, ни любви.
И даже
пылкой скорби нет об этом.
Молитвы вместо мертвые слова.
Одна рука Твоя,
Господь-Спаситель,
Отечески из бездны извлекает,
простри ее над слепнущим поэтом,
рабом Твоим Василием…»
3.
Жуковский
смотрел,
как исчезает дольний мир,
как он теряет
точность очертаний,
и подступает тьма,
и Бог
душе уставшей
прозрение дарует
и покой.
1999
***
Не взвоют враждебные вихри,
Не грянет всемирный салют, -
Придет незаметно Антихрист,
Начнет свой обыденный труд.
Откроет бюро и конторки,
Куда, не ропща на судьбу,
Толпа потечет – три шестерки
Поставить охотно на лбу.
«Где ваше духовное зренье! –
Младенца воскликнут уста. –
Терпите позор и гоненье,
Но не предавайте Христа!»
Но скажут, что даже монахи
Признали Верховный Указ,
Что грубы библейские страхи,
Иная эпоха сейчас.
Эпоха широких понятий.
Прогресс победил на земле!
И лишь не хватает печати
Вам
на православном челе.
2000
***
Усталость, зима и морока
Блаженные гонят слова –
Для праведников и пророков
Камней не жалеет Москва.
Народ-богоносец…
Да ношу
Не может никак удержать.
Неужто Три Рима падоша?
Четвертому же не бывать.
Идет литургия неверных,
Проклятья срываются с уст.
Зима и усталость, и скверна,
И дом оставляется пуст.
И жить нам еще безысходней,
Роптать от беды, как овен.
Непомнящим – «благословен
Грядущий во имя Господне!»
1998
***
В какие, Господи, забрел
Я неприветливые годы –
Безделие взамен свободы,
А вместо воли валидол.
Душа намеренно темна
Скупым обыденным расчетом.
Живет пугливо, словно шпрота,
Моя великая страна.
И неужели искони
С друзьями было все в порядке?!
Теперь лишь женские прокладки
Спасут в критические дни.
2000
Суп из топора
Наваришь горячего супа, -
и жить веселей.
Ду Фу
Трудновато живем, но с охотой,
Что нам бедность, раз беден, кто скуп.
Есть вода – это больше, чем что-то –
Значит, будет готовиться суп.
А с нехваткой жиров и приправы
Разберемся и выход найдем –
По преданиям нашей державы
Сварим суп со своим топором.
Объясним мудрецам-инородцам –
Не берется народ на измор,
На Руси непременно найдется
На веселое дело топор.
1999
***
Что-то в этом году и на соль не повысили цены,
И сосед не палил по кометам за смятый укроп,
Лес горел, но не сильно, и женскую баню чечены
Штурмовать не собрались – и, к счастью, никто не утоп.
Поворчала погода, и яблоки к Спасу поспели,
Медный бунт был коротким – и всех помирил самогон.
А газеты – что взять с них?! – шумели, да больше о теле,
И немного о том, что деревня – кубинский шпион.
Обошлось без потопа и язвы, войны и дракона,
Подновили дорогу, открыли еще гастроном…
Только в церкви о чем-то заплакала скорбно икона,
Богородица плачет, а мы Ее слез не поймем.
1997
Небо Родины
Нас небо не влекло,
Как сложная шарада,
На плечи нам легло –
Держать кому-то надо.
Держать тяжелый свод
Приходится отныне –
Как уберечься от
Заносчивой гордыни,
Что курит фимиам
Про терпеливый гений,
Про светлый труд, что хам
Подпивший не оценит.
Вдохнешь лукавой лжи,
А небо и придавит.
Спокойнее держи.
Господь нас не оставит.
1997
***
Сердце заплачет – война! Ты его отвлеки
Щебетом птичьим и плавным теченьем реки.
День-то какой! За рекою брусника и бор…
Если опять о предательстве, то перебор.
Хватит о тайных тевтонах и русских гробах,
Поговорим о другом - о ботве и грибах.
Поговорим о другом, как стремительный стриж
Небо без устали славит,
Но ты промолчишь.
Ты промолчишь о жаре и густой синеве,
Как стрекоза заблудилась в высокой траве.
День-то какой! И безоблачен хрупкий простор!
Если опять о предательстве, то перебор.
1996
***
Война наступит завтра? Нет, сегодня –
Уже идет и ставит блокпосты.
Но радуются бесы в преисподней,
Что храмы православные пусты,
Что мы глотаем слезы на могилах,
Забыв о Боге, веря в миномет.
И потому нам нужен поп с кадилом,
Блаженный поп – он души отпоет.
Он отпоет решительных в печали
И за друзей рискнувших головой,
Что милость Божью грубо отвергали,
Но Родину и душу не отдали
Демократичной злобе мировой.
Нам нужен поп, чтоб не чернеть от мести,
Ветхозаветной мести…
Сердце, пой –
Тихонько пой с церковным хором вместе
Молитву «Со святыми упокой…»
2000
Встреча с цыганкой
- Постой, красивый!
- Все у вас красивые.
- Дай погадаю.
- Ни к чему мне знать
твои рассказы,
все равно соврешь.
- Ах, не совру,
услышишь только правду,
не сомневайся –
скоро в твоей жизни
изменится все к лучшему,
красивый,
ты обретешь и власть, и состоянье.
- Тоска какая!
Грустное пророчество!
- Постой, постой,
слова мои сбываются –
счастливым будешь.
- Вот еще несчастье…
1996
Они…
Когда я возвращался домой,
Меня остановили двое незнакомцев,
Спросили – который час?
И сколько звезд на небе?..
Кто не натыкался
На такие неожиданные вопросы?
Потом идешь, ругаешься,
Объясняешь близким,
Что звезды не поддаются счету –
Неужели мир сошел с ума?..
А по морде ты уже получил.
1998
***
А. Пашневу
Если вдруг доживем до расстрела,
То поставят, товарищ, к стене
Нас не за стихотворное дело,
Нет, оно не в смертельной цене.
Мир уже не боится поэта,
И высокое слово певца
Он убьет, словно муху, газетой,
Пожалея на это свинца.
Для чего сразу высшая мера?
Водка справится.
И нищета…
Но страшит его русская вера,
Наше исповеданье Христа.
В ней преграда его грандиозным
Измененьям умов и сердец.
И фанатикам религиозным
Уготован жестокий конец.
Вновь гулять романтической злобе.
Как метели, в родимом краю…
Если только Господь нас сподобит,
Пострадаем за веру свою.
А солдатикам трудолюбивым
Все равно, кто поэт, кто бандит –
Не узреть им, как ангел счастливый
За спасенной душой прилетит.
2000
***
Посмотрю на снег в начале мая,
Про себя решу, что повезло –
Замерзал Овидий на Дунае,
Мне у моря Карского тепло.
Мне хватает света и озона,
И на размышления – чернил.
Милый край ни одного Назона
В вечной мерзлоте похоронил.
Майский снег на улице кружится.
Дал Господь насущный хлеб и кров.
Что мне Рим, надменная столица?!
Почитаю я молитвослов.
Не живи, душа моя, в обиде
И за лад благодари Творца,
Не ропщи на местность, как Овидий,
Все стерпи до самого конца.
1999