Серёжка проснулся от сладкого, неповторимого, прекрасного запаха. Бабушка, как обычно по воскресеньям, выпекала самый вкусный в мире хлеб. В русской печи. Такой, какого никогда, нигде и никто больше не умел делать. Бабушка заранее ставила квашню - тесто для хлеба - в большой алюминиевой кастрюле. Рано утром, с первыми петухами, когда этой самой квашне (такое смешное название) становилось тесно, и она пыталась, в прямом смысле слова, сбежать, бабушка начинала таинство. В печи разводился огонь, формы для выпечки смазывались подсолнечным маслом при помощи помазка из гусиных перьев, квашня распределялась равномерными порциями, накрывалась чистой тканью, под которой будущий хлеб начинал подниматься, как живой, заполняя отведённое для него пространство.
Бабушка быстро, умело суетилась в избе, заряжая очередную партию буханок в печь, а на столе Серёжку ждал свежеиспечённый, порезанный на добрые ломти, мягкий, ароматный, ещё пышущий жаром печи хлеб, тёплое парное молоко в белой эмалированной кружке, и глиняная чашка прозрачного мёда с дедовой пасеки.
Вы когда-нибудь пробовали горячий хлеб с мёдом и парным молоком?
Серёжка пробовал. И потом, много лет спустя, он вспоминал этот вкус и запах, как одно из самых ценных впечатлений в своей жизни: бабушкин хлеб, дедушкин мёд и теплое, парное молоко.
Так началось почти обычное летнее утро в деревне, куда Серёжка каждый год приезжал на каникулы. Проснувшись и позавтракав, пока бабушка колдовала у печи, он нагишом, в одних плавках, вышел во двор, размышляя, чем занять этот день. Выбор был сложный. Можно было с пацанами (в деревне отдыхало много таких же городских оболтусов) пойти разорять гнёзда стрижей на отвесном берегу реки; можно было доделать начатые вчера пугачи из медных трубок от топливной системы трактора, что двоюродный брат Вовка стащил у своего деда; нужно было отремонтировать удочку, потому что вчера наглая рыбина оторвала крючок; можно было… В общем, дел было много, и все дела были важные и нужные, не говоря уже о делах домашних - в гостях нужно было помогать по хозяйству: утки ждали свежей тины, куры - пшеницы, поросята - вареной картохи, но Сережка знал, что утреннюю порцию они уже получили от дедушки, и его ждут только к обеду. А сейчас самое время смотаться на речку. Лето выдалось жаркое, и вся каникулярная молодежь большую часть времени проводила, купаясь в Исети - спокойной теплой реке со странной желто-красной водой, на берегу которой и стояла та самая деревня Ботники, где и жили дедушка с бабушкой.
Серёжка запрыгнул на дедовский велосипед «Урал» и рванул на реку. Надо отметить, что тем летом Серёжка еще был недостаточно рослым, и «Урал» мог оседлать, только переваливаясь через раму, не доставая мягким местом до седушки. Или, не дотягиваясь с седушки до педалей. Или-или. С горки сидя, в горку - крутя педали, поочерёдно перенося вес тела с одной стороны рамы на другую. Очень похоже на важно шагающего гуся. Только на велосипеде. Гусь на велосипеде - конечно странно и не бывает, но похоже. Как-то так.
Не будем слишком подробно описывать, как было здорово окунуться в прохладную воду, как приятно раз за разом нырять ко дну так, чтоб обязательно сначала ноги с громким хлюпом вырвали фонтан брызг. Как азартно кидаться добытым со дна песком в удирающих от тебя друзей. И как слишком быстро летит время во время такого времяпровождения (во загнул!).
Пора в путь дорогу! Пора показаться на глаза бабушке, чтоб не волновалась, деду помочь по хозяйству, да и перекусить уже тоже не помешает.
Серёжка растолкал боевой «Урал», перекинул ногу через раму и помчал домой. Но, то ли уклон стал круче, то ли слишком много сил было оставлено на реке, а «Урал» предательски замедлял ход. Важно отметить, что обратный путь, несмотря на абсолютно тот же маршрут, существенно отличался от пути на реку. А именно: дорога, а вернее - тропинка шла в гору. Причём в гору между огородов, вдоль плетня которых были заросли крапивы. Не молодой, а рослой, высокой, с листьями размером с мужскую ладонь и толстыми крепкими даже не стеблями, а стволами. Всем своим невеликим весом Серёжка наседал поочередно на педали. Каждый новый поворот цепи приближал нашего героя к цели, но в один не прекрасный момент уже стало совершено понятно, что перевал взят не будет и нужен привал. Только вот незадача - в обычной ситуации мы просто ставим ногу на землю, но в нашем случае она (эта самая нога) до земли не достает. Нужно практически уронить велосипед на бок, чтоб «припарковаться». А для этого нужно пространство, которого нет. Точнее есть, но оно занято. Крапивой.
Упс!
«Парковка» все-таки состоялась. Как в замедленном кино, изо-всех сил пытаясь справиться с непослушным, теряющем равновесие транспортом, Серёжка начал заваливаться на бок…
Говорят, что в экстремальной ситуации человек не чувствует боли. Серёжка тоже не почувствовал. Ничего. Только удивление, что крапива выше него ростом. Еще этот велосипед не давал сразу подняться, и Серёжка ещё пару раз упал в зарослях, прежде чем вернулся обратно на тропинку.
Чуть-чуть времени, чтоб перевести дух и… тут тело начало возмущаться. Нет! Оно стало кричать, что ему не понравилось! Вся кожа постепенно начинала гореть. А чем обычно справляются с пожаром? Водой!
Серёжка шустро развернул велосипед и с космической скоростью (благо, тут уже под горку) рванул назад к реке.
Вы пробовали опустить бенгальский огонь в воду? Он там не гаснет. Вот и после крапивы в воде кожа не перестала гореть. Жар, зуд, боль, обида - всё это вместе, подогреваемое смехом пацанов, заставило Серёжку выйти из воды и снова отправиться домой. Уже другим, более безопасным маршрутом.
Бабушкин взгляд был настолько удивленным и испуганным, что Серёжка сам еще раз испугался - а вдруг он умрёт от ожога? А было чему удивиться. В горнице из зеркала на Серёжку смотрело нечто красного цвета, бугристое и ужасное. Только глаза и плавки подтверждали, что это он, тот самый Серёжка, что утром уехал купаться.
Бабушка, узнав причину такого перевоплощения, заохала вперемежку со смехом, что теперь Серёжке не страшны никакие хвори, и достала из холодильника банку сметаны, которой обильно намазала внука с головы до пят.
То ли действительно сметана обладала столь чудодейственными свойствами, то ли просто время прошло, и действие яда крапивы само по себе стало ослабевать, но стало полегче. Теперь уже и подоспевшей дед подтрунивал над Серёжкой, и до самого Серёжки стал постепенно доходить весь комизм случившегося. Да ещё и видок - малец в одних трусах, огромных волдырях по всему телу, весь покрытый слоем сметаны - та ещё картинка. Как говорится, без слёз не взглянешь.
А без слёз и не смотрели. И бабушка, и дед, и добежавшие следом пацаны, и сам Серёжка утирали слезы от дружного смеха, раз за разом повторяя и переспрашивая подробности купания в крапиве.
Тогда Сережка на собственной шкуре проверил и на всю жизнь усвоил, что путь вверх не даётся легко, а то, что делано наспех - делано на смех.