Вдали огней столицы шумной
извечно бедствует народ,
там под луной полубезумной
стоит заброшенный завод.
Взирают скошенные трубы
на кости ломких кирпичей,
заборы злобно скалят зубы,
глазницы доменных печей –
пустые, черные провалы,
ток не резвится в проводах,
не громыхают самосвалы,
в озябший мир вселяя страх.
Следы разрухи, запустения,
не слышно скрежета машин,
лишь тень покорного смирения
накрыла лопасти турбин.
А тишь просторных коридоров
не потревожит радость встреч,
и не разрубит узел споров
словца лихого острый меч.
Здесь всё застыло, даже время
скулит под тяжестью оков,
станков дряхлеющее племя
ржавеет в пропасти цехов.
Но мир – изменчив, как погода,
луч озарит глухой туннель,
лишь в сердце старого завода
царит февральская метель.
Он вяло мнется на пороге
холодной вечности, седой,
а жизнь несется по дороге,
под путеводною звездой.
Давно и всеми позабытый,
застыл завод, как истукан,
волной забвения омытый,
попал в невидимый капкан.
Их легионы, умерщвленных
коварством жадных городов,
с жестоким веком разлученных,
и погребенных среди льдов.
И не видать конца и края
разрухе в буйных головах,
лишь только снег лежит, не тая,
на тощих заводских плечах.