Шурвин ге Альзор из клана Пруисгумонупскулов мало чем отличался от миллиардов сородичей, таких же скруппитов, разве что ему повезло немногим более чем основной массе. Во-первых: он был чистокровным прусситом, а во-вторых… Да не было бы никаких «во-вторых», родись он, скажем, гармунскупом. Возможно, он был бы по-своему счастлив, довольствуясь простотой мыслей и обихода, работая до изнеможения где-нибудь на руднике или перерабатывающем комбинате, а по-простому – на свалке отходов, и для него даже не существовало бы такого понятия, как творчество. Все гармы – грубые, примитивные верзилы. Но, несмотря на их огромные, по сравнению со скруппитами, размеры и физическую силу, они окончательно проиграли Последнюю войну и были вынуждены занять подобающую их расе социальную нишу. Так считали Податели пищи из Высокой башни. Шурвин противился официальной политике и всегда был за разумный диалог, а не насилие, стараясь добиться более гуманного отношения к проигравшим. Делить общество по принципу расовых, кастовых или ещё каких-либо различий – это дикость, а искусственно ограничивать популяцию посредством морозильных камер – и вовсе – преступление! В столь просвещённый век гениальных исторических, культурных и научных достижений и открытий, когда общество находится на пороге освоения космоса! Война закончилась тысячи поколений назад, и пора бы уже относиться к любому индивидууму, как к личности, ближнему своему, в конце концов. Просто вселенская несправедливость! Не приведёт ли подобная дисгармония к всеобщей трагедии? Не повторят ли они печальный опыт бывших хозяев планеты – вымерших доисторических ископаемых гигантов? Это были поистине фантастические существа: они имели трудно представляемые размеры, больше современных небоскрёбов, и жуткий внешний вид, передвигавшиеся, по-видимому, всего на двух конечностях. Как природа могла создать подобное уродство?! До сих пор ведутся научные споры: были они разумными или нет. Остатки их строений имеют явно искусственное происхождение и даже, возможно, техногенное. Об этом говорят засекреченные артефакты и аномальные зоны с повышенным радиационным фоном. Благо – радиация совершенно не опасна для нынешнего населения. Хотя некоторые учёные склонны были к версии инопланетного происхождения, а иные списывали всё на причудливую игру дождя и ветра, и необузданную фантазию своих впечатлительных коллег. Но, друг Шурвина, философ и копатель, посвящённый четвёртой линии Гершус ге Брох, рассказал такое, отчего надкрыльники Альзора должны были затрястись мелкой дрожью: оказывается, что Слушающие вечность уже давно улавливают какие-то сигналы из внешнего мира. Но самое ужасное то, что эти сигналы связаны с исчезнувшими монстрогинами, как называли этих ископаемых чудовищ. Их эманации активизировались как никогда. Древние зашевелились, образно говоря. И то, что было скрыто в рудиментарном сознании или скорее в подсознании скруппитов и гармунскупов, стало выходить наружу. Недаром участились случаи сумасшествия и у тех, и у других. Самые невероятные версии о том, что монстрогины не вымерли, а по каким-то причинам лишь покинули планету и могут вернуться в любой момент, стали казаться не такими уж фантастическими. Это внушало ужас, и только неосведомлённость подавляющего большинства позволяла не подвергнуться всеобщей панике, массовому психозу и беспорядкам. Шурвин и сам не раз испытывал ощущение безотчётного страха и почти осязаемую волну смерти, когда смотрел на мегалитические окаменелости, но успокаивал себя тем, что это – не что иное, как его детские страхи. «Ох, уж эти мистики! – думал Шурвин, слушая подобные страшилки и стараясь не относиться всерьёз к данной теме, – Лучше бы заботились о нравственности нынешних Подателей пищи и простых обывателей, а не пугали добропорядочных скруппитов своими сказками». То ли от осознания собственного бессилия, то ли от слишком острого восприятия суровых реалий, вкупе с мрачными прогнозами Гершуса, ему становилось горько и грустно, поэтому он не любил подолгу размышлять над судьбами мира.
Во-вторых: он был возвышателем седьмого уровня! В свои неполные тридцать циклов Альзи, как его называли домашние, успел снискать вполне заслуженную если не славу то, по крайней мере, всеобщую известность и обожание на поприще грациозной бионики и высокопарной словесности, обзавестись семьёй и наплодить сорок очаровательных малышей, которых любил до безумия. В общем, всё, что он делал, было во имя них и для них! Вот и сейчас на столе его рабочего кабинета почётное место занимала стереограмма его семьи в красивой рамке. При взгляде на милые мордашки домочадцев у него в прямом смысле слова непроизвольно расправлялись крылья, а закрученные по моде усы вздрагивали и поднимались кверху. Скоро он придёт домой и…
Атака была столь мощной и всеуничтожающей, сколь и внезапной. Привычный мир перестал существовать за считанные секунды, скруппиты и гурмунскупы – носители разума на данной планете буквально растворились в воздухе, оставляя вместо себя лишь следы своего недавнего существования: дворцы, халупы, памятники, произведения искусств и прочее. Вся их цивилизация погибла в лучах неизвестной энергии пришельцев, направленной именно на них, как на биологический вид. Остальная флора и фауна не пострадали. В рубке флагманского звездолёта, находящегося на околоземной орбите, по каналу всеобщей связи командор Френсис Тоултбери произнёс: «Ну, вот мы и дома! И ни одной тараканьей задницы на всей старушке-Земле!»