В чертогах ада, одинокой,
Страстями земными пленён и разложён,
С улыбкою коварной и жестокой
Считает век людской Сатанион.
И вот — томами в "книжице широкой"
Злодеем был описан он со всех сторон.
В обители для проклятых богов
Тьма все углы уж осветила
И всех рассорила врагов,
А всё добро, что в мире есть, то проглотила.
И в ней был обречён страдать
Самоубийца. Его думы
С его души стерли телесную печать,
Но вот он вспомнил жизни поток шумный:
"Не ты ли, о храм истины нетленный,
Узрил черёду страшных дней,
Когда усилием неведомых судей
Был осуждён злодей, прежде священный?
И Бог сорвал его златую нить,
И раскалённый зла поток проникновенный
Дотла разрушил дух блаженный,
И боле некому его теперь любить.
Он почему виновным оказался?
Для чего жизнь свою отдал?
Ни перед кем вовек не преклонялся?
Стальным усердием лжесвятость убивал?
Зачем играл он Божьею любовью?
Отяготел тяжёлой плотской кровью,
А пред Творцом—не трепетал?
Ему, уже страстями полно покоренный,
Почти весь мир кричал:"Виват!"
И человек был глуповат.
Готов был он—но вот Жертвец смиренный
Его бесстрашно разогнал табун!..
Он был сражён самими небесами...
Во ад сошёл, и стал его стенами,
И там живёт, и слышно временами
Игру печальную грехов сплетений струн... "