Племяшки

Kharchenko Slava
В Парке Горького зимой грустно, особенно если из ЦДХ идешь по набережной. Палатки художников, кофейные павильончики, роллеры на асфальтовых площадях и закутанные с головы до ног иностранцы с белыми пушистыми собачками.
Но весь это серый видеоряд со стеной плакатных зданий под российским флагом на той стороне Москвы-реки нисколько не смущал племяшек. Они радостно бегали друг за другом, играли в пятнашки, и мне иногда казалось: еще немного и я тоже побегу с ними, но почему-то не бежал, а только доставал очередную сигарету, и тогда племяшки, кричали мне хором, что курить нельзя, потому что это смерть, рак и неизбежный конец.
И я, понимая это, просто улыбался, как тихий сумасшедший, и племяшки убегали от меня, но поминутно тянули, то в магазинчики, торгующие всяческой ерундой, то в билетные кассы речных трамвайчиков, но речные ракеты, забитые до отказа, проезжали мимо, и тогда мы пошли во дворец ледяных фигур.
Ледяная космическая тарелка, холодный звездный Чужой, трон из какого-то последнего сериала, паровоз с гербом СССР, сказочные герои, немного растекающиеся от накрывшей Москву оттепели. Племяшки то и дело прыгали по всем этим холодным истуканам, мы фотографировали друг друга, и вдруг они забежали куда-то в темноту, и я тоже забежал за ними в эту темноту и, войдя в огромный пустой зал, увидел на экране корабль «Буран».
На фоне обтекаемой красоты Бурана и его  идеальной конструкции закадровый голос торжественно, как на первомайской демонстрации, твердил: «Это было лучшее и самое совершенное творение человека, эта была самая сложная машина, созданная человеком, это был беспримерный прорыв человека в космос, потому что человеку нельзя просто сидеть на Земле».
На экране Буран грузили на ракету Энергия, ракета величественно, сотрясаясь и гремя, стремила ввысь и где-то там Буран, обжигаемый солнечными лучами, отрывался от ракеты и автоматически, без участия человека, делал виток за витком на орбите, а потом как посланник неба, как ангел, величественно спускался на Землю.
Я стоял, раскрыв рот, и вспомнил все: чему когда-то учился в университете и в аспирантуре и что, наверное, если бы все было чуть-чуть не так или совсем не так, то моя жизнь сложилась бы по-другому, а ведь может, если бы по-другому сложилась моя жизнь, то и Буран сейчас летал и летал где-нибудь на орбите Марса, а мои племяшки сидели бы в нем за штурвалами.
— Дядя Слава, пойдем.
Я сначала не понял, кто меня дергает за рукав.
— Пойдем, дядя Слава, - тянули меня племяшки.
—Стойте, стойте, — твердил я им, — давайте еще посмотрим, — но племяшки уже вытащили меня на улицу, и я уже закурил сигарету и просто наблюдал, как племяшки бегают по набережной Москва-реки и играют в пятнашки.