Утром Ася проснулась, а Егора в домике уже не было. Нога её почти не болела, но повязку надо было носить пару дней, чтоб зажил сустав. Ася первым делом пошарила на верхней полке у печки, где посуда и крУпы - туда Яшка прятал блестящий тюбик зубной пасты - умылась родниковой водой и позавтракала приготовленной яичницей с чаем. Вчера Егор понадеялся на неё, а она оставила их без еды, и сегодня надо было реабилитироваться - сварить кулеш и напечь оладий. Она сходила неторопко, чуть прихрамывая, с ведёрком к роднику, с третьего раза разожгла лучину, растопила печь и радовалась как ребёнок, что всё смогла сделать сама и ничего не напортачила! Потом она два часа томила зайчатину в чугунке и пекла оладьи, прислушиваясь, когда таёжник закончит работать столярными инструментами.
А Егор устроил себе верфь у самых мостков, и целый день колдовал над шитиком - пилил, строгал, тесал... Но она не давала ему спокойно работать - её образ так и мелькал перед глазами - хрупкая, тонкая в кости, но не выглядевшая худой, и с огромными распахнутыми глазами...
- Тьфу! - в сердцах сплюнул Егорша, криво сняв фаску рубанком - От, навязалась!...
Измерял и чертил карандашом на досках до самого темна - уже Амур, лежащий рядом и Яшка проявляли голодное нетерпение - но только когда высыпали первые звёзды и появился лунный серп, он пришёл в домишко. Ася сидела мечтая на завалинке, он прошёл мимо ничего не сказав и долго гремел то умывальником, то чугунками. А она застыла на лавке, как пришпиленная булавкой бабочка и не понимала, что опять сделала не так.
Утром Егорша снова проснулся первый, несколько минут смотрел на неё спящую, пытаясь понять, что же произошло. После наложил себе с собой в миску варёные куски мяса с лепёшками, накормил банду и отправился на верфь, сопровождаемый шерстяным эскортом. Старался не думать о ней вовсе, но новые чувства, как весенний паводок смывали всё на своём пути. Он то злился и ненавидел её, то замирал от щемящей радости, ажник ёкала селезёнка!
- Ну, заноза и заноза!... - в сердцах, он рывком втыкал тесак в пень.
Не для этого он уходил в тайгу, чтобы снова угодить в этот капкан! Он был настоящий охотник и дважды в одни силки не попадался!
И он снова ходил мимо неё, как мимо мебели, надеясь, что эта блажь пройдёт! А Ася не понимала, чем могла его так обидеть и очень расстраивалась, потому что он уже поселился в сердце против её воли - и слёзы, как весенний порыв ветра частенько блестели сквозь ресницы.
Еле выдержал Егорша неделю этой пытки и решил для себя, что просто одичал тут без женщины и она манит его тело возможностью физического контакта.
Немного у него было опыта в обращении с женщинами, вот и прижал он её рывком к косяку и впился губами, как вампир! А она съёжилась, сделавшись меньше ростом, и пыталась загородиться от него рукой, как от удара. Мгновенно отрезвел Егорша, щёки полыхнули краской, чертыхнулся и не глядя ей в глаза, схватил с гвоздя карабин и свистнув Амуру, умёлся в конец острова проверять силки и капканы. "Мужлан! Медведь! Тундра!" - ругал он себя, не зная куда деваться от стыда! "Эт тебе не Пелагея"...
Вернулся поздно, уже давно погасла вечерняя заря, тихонько зашёл в хату, стараясь не шуметь. Но тут увидел в лунном свете из окошка, что постель её пуста! Испугался не на шутку - наделает делов, уйдёт в лес, а там ить правда волки! Комок в диафрагме сжал все внутренности, он выскочил наружу и хотел позвать её, но увидел разлёгшегося возле баньки Амура и его отпустило...
А Ася переживала, что оттолкнула Егора - но она сделала это на инстинкте! Не так она представляла себе этот поцелуй! Хотя щёки всё-равно пылали, как вспоминала его страстный порыв. И обдавало её то холодом, то жаром... Вот и спряталась от греха в бане. Но тут Егорша постучался в плотно пригнанную дверь и громко сказал
- Иди в дом! Не трону! - и ушёл в заимку, откусил мяса, сунул в рот лепёшку и дожёвывал, лёжа на своём аэродроме. Слышал, как она тихонько вошла и нырнула под одеяло...
Слово он своё сдержал, старался даже случайно не коснуться её, хотя вкус её горячих губ записался на подкорке! И побежали дни, наполненные тихой радостью от присутствия друг друга. Шитик был почти готов, осталось проконопатить его и просмолить швы, а потом покрыть лаком. Но с самого утра он вместо работы начал прикладываться к наливке и к обеду уже ходил пошатываясь. Ася робела, что он опять может грубо обойтись с ней, готовила рыбу и косилась на Егора, а когда его качнуло на нее, она шарахнулась от печки, выронив ложку. Взгдяд у него потух, он удержался за край стола
- Матери память... - обронил беззлобно и вышел на волю.
Ася смутилась, что влезла не в своё дело и хотела извиниться - выглянула за дверь и стала искать его глазами. А когда увидела, как он сидит под берёзой в обнимку с тигром, гладит его и что-то тихо рассказывает, а в глазах при заходящем солнце блестят слёзы, она неслышно отступила в избушку, прошептав "Господи, чисто ребёнок!" и сердце сжалось от жалости...
Каждый день они незаметно раскрывались друг другу по новому, сверкая неожиданной гранью, хотя Егорша старательно избегал встреч с ней. Целыми днями возился с лодкой и все контакты свёл на минимум. В один из дней, когда солнышко припекало уже по летнему, и речка почти вошла в свои привычные берега, Ася сготовив еду ушла прогуляться выше по руслу, чтоб не потеряться в лесу. До вечера лежала она в высокой траве на берегу и смотрела на облака, и так ей было хорошо и спокойно, как никогда раньше! Но скоро надо будет возвращаться в Калугу, а она уже прикипела к Егорше и к этим местам.
А Егор, покрыв шитик первым слоем лака, через два часа возвратился к заимке и целый день маялся в одиночестве. А когда Ася вернулась, он отругал её, что ушла надолго и ничего не сказала! А она смотрела на него распахнутыми серыми глазами и не понимала, почему он злится! А он злился, потому что ему было тоскливо без неё весь день, потому что он ждал её и потому что обрадовался! Это раздражало Егора ещё больше, и он чего-то бубня себе под нос, гремел чугунками...
И вот настал день, когда шитик сошёл со стапелей, и пора было возвратить незванную гостью на большую землю. Момент был тяжёлый, душераздирающий и судьбоносный! Егор, не глядя ей в глаза, сказал, что утром отвезёт её к хутору. Она собрала рюкзачок и всё ждала его проявления эмоций. Ночью оба спали плохо, по нескольку раз в тревоге просыпаясь. А утром к Егорше пришло чёткое понимание, что всё-равно ничего не получится, у них разные миры, лучше расстаться с надеждой сразу... Она не сможет здесь, а он не сможет там... И он не имеет права обмануть её ожидания... Лучше не начинать, иначе потом будет намного больнее отрывать с "мясом"...
И чтобы не сломать две судьбы, Егор решительно сел на вёсла, стараясь не смотреть ей в глаза, боясь что она догадается, как ему плохо и тоскливо. Так хотел сказать ей, что она стала смыслом его жизни, но слова никак не лезли из горла, язык будто опух и занимал всё пространство рта. Тогда всю силу своих чувств он вложил в вёсла, грёб, как на олимпийскую медаль, будто за ним гнались пираты карибского моря и надеялся на чудо, что оно произойдёт само собой, и он скинет груз печати молчания. А она сидела сжавшись в комочек, ёжась от его колючих глаз и всё ждала и ждала главных слов, повторяя про себя, как мантру - Ну скажи "Останься! Ну скажи "Люблю!" Но чуда не произошло. Лодка ткнулась носом в прибрежный песок, тоскливо скрипнула и чуть наклонилась на бок. Ася вылезла из челнока, который был их последним совместным пристанищем, встала на влажный берег спиной к нему и не оборачиваясь, медленно, на деревянных ногах пошла в сторону хутора. Сердце бешено колотилось, ожидая его окрика - аж зашумело в ушах от поднявшегося давления. Но Егор сидел, как каменный истукан острова Пасхи, тупо смотрел на удалявшуюся фигурку самого дорогого ему человека и молчал. И только одна предательская слеза, скатившаяся из уголка глАза, выдавала его состояние...