Тут только Петрович понял, почему у него руки чистые, откуда эта парта из детства и почему такая комната странная.
- Сюжет, конечно, не нов, однако и не сказать, чтобы частым был. Писатель всеми подобными случаями особо интересуется, - деловито продолжал старик-корректор.
- И какая же роль у вас? - вдруг неожиданно спросил Архипов, - я столько всегда думал об этом. Какая роль у вас?
- Ну, вопросы здесь задаю пока я, - холодно ответил Корректор, - и первый мой вопрос такой.
Он обратился к Петровичу:
- Вас мучила совесть из-за того, что вы толкнули Архипова и не признались в этом в милиции?
Петрович сидел, не поднимая головы. Едкая, дрожащая злость вскипала в нём. Какого черта он должен здесь держать ответ, почему его тут допрашивают, неужели правдой оказалось то, что всех так спрашивают, когда они того..?
- Не мучила меня никакая совесть! - зло выкрикнул он, -может, я умереть хотел, а? Напился специально, чтобы приглушить страх, сидел там , ждал поезда. И вдруг этот. С помощью своей. «Пойдём, я помогу тебе. Нельзя тут сидеть. И жить нельзя так», - передразнивая голос Архипова, рассказывал Петрович. - Я всю жизнь знал, что живу неправильно. Я уйти хотел сам. Ну, слабый я. Понимаете вы, слабый! Не стал бы я жить другой жизнью, не сумел бы! А этот: «Бог не простит тебе, грех это смертный - убивать себя» - опять передразнивал Петрович.
Потом замолчал и заплакал. Сидел на столе, как ребёнок на приеме у доктора, и плакал, будто сейчас что-то больное ему делать станут.
- Почему вы долго домой не уезжали? - обернулся к Архипову Корректор.
- Знал, что спасать придётся. Я сон видел. Все во сне так и было. Я сидел и думал: смогу или нет, боролся с желанием уйти. Дома Аня ждёт, волнуется. Планы у нас были большие. К врачу она должна была пойти, чтобы узнать, беременная или нет. Я хотел позвонить, узнать, что врач сказал. Если бы она меня обрадовала вестью, я бы поехал сразу домой. Но телефон разрядился. Старый. Батарейка не держит. А я когда увидел, что позвонить не могу, больше уже не сопротивлялся. Понял, что никуда мне не уйти. Когда я его оттолкнул и стоял на рельсах, на минуту подумал, что обманул меня сон - выживу, потому что этот, -он махнул головой в сторону Петровича, - далеко от меня стоял. Но он как-то изловчился... Как будто и не он. Как будто кто-то другой за него бил меня..
Корректор строчил на машинке.
- Вам не жаль своей жизни? Добро бы, Петрович переосмыслил свою судьбу после этого случая, бросил бы пить..? А так, он же умер через месяц. А вы могли бы жить. Кстати, нет, не беременная ваша Аня. Видимо, кто-то не хочет продолжения вашего рода, - усмехнувшись, констатировал старик, - так, не жаль вам вашей молодой жизни?
- Не знаю, -спокойно ответил Архипов и посмотрел на старика.
Корректор отвёл взгляд.
- Боюсь, такой ответ не устроит Писателя. Он и так уже никак не может дописать книгу. Ему всего ничего осталось, последние 2-3 листа. А он недописывает. Все думает. Не даёт мне читать. Я уже все прочитал, все откорректировал, а эти последние страницы он мне не показывает. И вряд ли его устроит это ваше «не знаю».
- Ну, вот с ним-то я и поговорю. Без передатчиков. Все равно устал и не буду больше ничего говорить, -тихо сказал Архипов.
- Ну, как знаете, - недовольно ответил Корректор и засобирался, - неизвестно, когда ещё Писатель пожалует вас своим визитом.
Он встал, задвинул парту под стол, взял машинку и вышел. Солнце грело все так же. Запахи земляники и молодой зеленой травы тонкими струйками вились в воздухе.