Свастика – это благополучие…
Гитлер арийскую в крылья заправил.
Взмах – убийства масштабно-кровавые…
В них, непонятливым, ум вышибают…
…Гнали полмесяца вшивых, голодных.
К пухленькой, беленькой – странные мысли –
Вновь на охранника кинулась бедная
И улетела до лунных скитаний…
А для фашистов – пылинка на поле.
Время съедало таких…
Миллионы
Стерты из жизни – к святым в упокои…
Кто-то сбежал – расстреляли безвестную…
Долго считали нас… Падали в обморок.
Вот и пора… все пришли на сожжение…
Зубы фашизма стучат пулеметами.
Крики сожженные, смазаны смрадом.
Души живых и небесных братаются.
Зори небесные в трауре звездном.
Облачный дождь – утешенье природы.
Кости гремят – значит, жизнь продолжается.
Высушив души – сжигают по графику.
Звуки в трубу улетают заиками…
Тайны – под пресс…
Но заборы с овчарками их не удержат.
Слеза пересохла…
«Аушвиц».
«Хефтлинги» – проще Иваны –
В каменоломню подтаскивать души…
И выносить из сознания Бога.
Крест на арийском напеве замешен.
Каждый ариец, как ставленник бога:
Души людские в колючей одежде,
Пули – крылатые точки желаний.
Солнце здесь взнуздано:
Все по-немецки…
Дым крематория черной косынкой
Все прикрывает – и взор приходящих…
Вечность повисла: «Труд для свободных!»
Каменоломня зажмурилась ночью,
Глаз не откроет – кровавые слезы.
Сто двадцать пятая тысяча считана…
«Плату» бесшумно несут, спотыкаясь.
«Ахтунг!» Все «зебры» шарахнулись к двери…
Шлангом резиновым нервы уняли…
Тут тишина съела целый алфавит –
Каждое слово на мушке у фрица.
Был человек…
Тут отходы сжигают:
Пепел – по ветру, поле и свинство…
Сны улетели…
Страх синяками
Зори вбирают, ссыпая их в звезды…
Судьбы людские – в тучах отмылись –
К радостным душам: память согрелась…
Детская память нежна, многозвенна…
Нежным звоночком в божественном хоре:
От панихиды – к людскому сознанию.
Вечная память у ветра в объятьях.
Бабушки, дедушки, мамы и дети…
Номер концлагеря – смерти обручка…
Здесь не сжигают ни волос, ни обувь…
Красный иль черный… у вас треугольник –
Выход предписан – труба крематория.