Я ворвался в город, расстегнутый на все пуговицы, соскучившийся по азиатскому акценту, традициям и устоям, пухлым автобусам и нескромным рынкам, душистому хлебу и шоколадным конфетам местной фабрики. Добравшись до легких родного городка – потрепанного и исхудавшего дома, я вдруг поник, сделался грустным, вспомнив дедушкины крепкие руки, проказы старшего брата, исцарапанные коленки, абрикосовый загар с давних пор чуждый мне, бледнолицему клерку с впавшими щеками и тусклым взглядом. Я услышал грузные бабушкины шаги. Ее обезумевшие от боли ноги всячески сопротивлялись движению. Она сделалась меньше в размерах, но с еще большей нежностью обняла меня.
Утром следующего дня мною было решено добраться до сердца города. Я шел по улицам, обросшим многоэтажными зданиями, кафетериями, магазинчиками с людским подобием за витринными стеклами. Уставший от внимания фонтан, строгая мечеть, старенькая школа в которой я, будучи юношей, получал уроки по музыкальной грамоте, несколько площадей с памятниками, отдыхающий пляж. Я оплакал опустевшие прилавки некогда известной на всю округу забегаловки, кормившей студентов и рабочих. Я жадно вглядывался в лица проходящих мимо людей, желая найти в них что-то знакомое, близкое. Я озяб, а время близилось к вечеру. Я направился к театру, в котором раньше частенько обитался. Лица некоторых актеров помялись под тяжестью времени, а на стенде с портретами появились новые персоны.
Спектакль выдался по истине славным. Сцена чуть поскрипывала под тучным мужчиной, главным героем постановки, испуганно метавшимся из стороны в сторону. В его лицо я вглядывался особо тщательно, узнав своего преподавателя по театральному мастерству. Зал хихикал и замирал. И так по кругу. А я бредил мыслью вновь почувствовать своей кожей холод закулисья. Природа рассказанной истории по сути своей была очень трогательной, и смеяться хотелось лишь от безысходности. Я наблюдал, как зал уходит на покой: удаляются семейные пары, компании молодых людей или тех, кто значительно старше. Впрочем, я тоже был со своей верной спутницей тоской. Она держала меня под руку, пока я прохаживался по театру, поправлял галстук перед громоздким зеркалом, стоял в очереди в гардеробную.
Я крайне устал, и мне необходимо было выпить немного свежего воздуха. Погоде вздумалось показать свой характер. Городу нездоровилось. И все же, с годами он похорошел. Я почувствовал, как наполняюсь обидой на родной город за то, что он обошелся без меня. Бездушный ветер бил по лицу. Люди, казалось, злобно улыбались из проезжавших мимо маршруток.
Я бросился прочь, глотая ледяные слезы. Я бежал по проспекту, несчастный, но преданный. Каменный поэт неспешно махал мне вслед своей каменной рукой, а из уст его лились строчки, знакомые мне со школьной скамьи. И я вспомнил. Школу с ее долгими коридорами и классами полными весеннего света, свою детскую музу, открытки по праздникам и уроки математики. Вспомнил рождение брата. Первое слово. Первый шаг. Родительский дом, переполненный вкусной едой и заботой. Свой первый новый велосипед. Свой последний вздох перед отъездом. Я вспомнил все. Я вспомнил себя. Откопал из груды квитанций и чеков, чашек с остывшим кофе, механически улыбающихся коллег. И на мгновение я сделался счастливым маленьким мальчиком с огромным горячим сердцем.