Ах, скучно, братец милый, скучно.
Я много отдал бы за случай
Извлечь из собственных стихов,
Тебе доверив простодушно,
Какой-то смысл, хоть чужой.
Пять лет сидеть под паранджой.
Два года ждать и поперхнуться
Индустриальным суицидом.
Дождя не будет, просто душно.
Чужим останется чужой.
Прости меня великодушно ты тоже.
Всё это фигня, что мы с тобою не знакомы
И разойдёмся равнодушно.
Всё по-другому. За два дня
Где только не был я, из дому
Не заходя, не выходя.
Земля впитала два дождя,
И утром ими же вспотело
Её распаренное тело.
Луна, как луковица, сжата.
В кровавом соусе заката
Плывут галушки облаков.
Вскипая, за края кастрюли
Через горбатый горизонт
Сырая матовая вата
Тумана медленно сползает.
Немилосердно выгрызает
Какой-то давний аппетит,
Но есть не хочется. Претит.
Никто уже не запретит
И не позволит. Алкоголь
Мне причиняет только боль,
Почти апостол суицида.
Каких-то восемь лет назад
Я много отдал бы за случай
Не попадаться на глаза,
Не фигурировать в альбомах
Так называемой родни.
Я здесь давно уже не дома,
Считаю дни. До воскресенья
Осталось восемь папирос
И сигарета.
Животрепещущий вопрос
Не ради истины, но ради
Самих вопросов. От ответа
Ухожу, не помышляя о награде
За своевременность ухода.
В иллюминатор теплохода,
Как в отражение, слежу
За парнем в кожаной фуражке.
По недоглаженной рубашке
Я узнаю холостяка.
Его утробная тоска,
Её обглоданные ляжки,
Их подозрительное сходство
С ногами будущей жены.
Мы оба с ним заражены,
Не исключая превосходства
Одним и тем же постоянством
Повелевать и подчиняться.
Отродья пьяного паяца,
Мы окружающим должны
Смеяться
Вслух
(плюс-минус бездна)
В масштабах гулкого подъезда
Над смертью.
Полные штаны.
Весь этот вернисаж, вся эта путаница
Вполне оправданны, но всё это не то.
И месяц, как поломанная пуговица
На старом кашемировом пальто
Седьмого неба. Женщины приходят.
По чайной ложечке, измена за изменой –
Стопталась молодость, как башмаки.
И брат мой названый, подсолнух у дороги,
Засох.
Настало время
Говорить о главном.