После апреля в этом году был май.
Прошлогодний снег стоил вполовину дешевле,
Чем свежий. По рельсам ходил трамвай,
Как кот по подоконнику — лишенное шеи
Животное. Над заливом,
Как над кастрюлей, поднимался пар
И, остывая под крышкой неба,
Стекал по ее краям, что злило
Жителей новостроек, поскольку в центре
Осадками и не пахло. Пахло другим:
Оттаявшими из-под снега собачьими кучками,
Сдобой из пекарен, сырой гнильцой.
Простушка-весна не нашла ничего лучшего,
Как показать свое истинное лицо.
За маем воспоследовал июнь.
Так себе месяцок, особенно в тех широтах,
Где отовсюду, куда ни плюнь,
Тянет то ли отливом, то ли гнилым болотом,
То ли еще какой бедой. Мы уже живем
Даже не в мире вещей, а в мире запахов.
Ветер таскает их за собой, как старую мебель,
С одной улицы на другую. Весь месяц
Он держит одну и ту же ноту,
Я проверял по камертону, кажется, си-бемоль.
Усталое солнце приходит как на работу,
Висит над берегом и не спешит домой.
А вот июля не было, и августа я не помню.
Нет, конечно, стояли теплые деньки,
И это видно по загорелым рукам и лицам
На не менее загорелых фото.
Но птицы почти не пели,
Бумажные цветы сарафанов распускались так редко,
Что солнцу, как, впрочем, и глазу,
Практически не на чем было остановиться.
Лето как бы подразумевалось
Как комбинация вычислений в уме,
Оставив в тетради года необходимую малость —
Ответ уравнения: осень равна зиме.