У женщины в трамвае телефон запел милую песенку из мультфильма про мамонтёнка: «Мама – первое слово, главное слово»… На этом песня оборвалась, женщина проворно достала телефон из сумки.
- Да, сынулечка! Нормально себя чувствую. Где я? Гуляла, домой еду. А ты у меня? Вот радость, солнышко моё! Кушать хочешь? Сейчас мама приедет, накормит своего сыночка. Как не хочешь, почему нет аппетита? Как ушёл от Анжелы?! Что значит, она тебя достала? А мелкая что, знает? Ещё нет? Она в школе? Ну ладно, ладно, не кипятись, детка. Сейчас приеду, разберёмся. Конечно, мама скажет тебе, что делать. Ты пока отдохни, посмотри телевизор, - я скоро. И ничего без меня не предпринимай! Не звони ей пока! И на звонки не отвечай, пока я не приеду. Конечно, сыночка! А кто ещё будет любить тебя так, как мама?! Целую. Целую тебя, мой родненький. Жди!
- До боли знакомая ситуация, - усмехнулась про себя Яна, – маменькин сынок! Типичный случай. Даже психологи, классифицируя мужские характеры, определяют такой тип: «маменькин сынок». И ведь это касается не маленьких мальчиков, держащихся за мамину юбку, а великовозрастных детин, порой уже бородатых или лысеющих, которые, по сути, так никогда эту юбку и не отпускали. Драма, в которой обречена участвовать третья, никогда не приходящаяся им ко двору, по одной простой причине: она не такая, как его мама. Кто-кто, а Яна знает, что это такое, нахлебалась такого счастья.
В юности старшие советовали: прежде, чем выходить замуж, присмотрись, как парень относится к своей матери. Если он с ней не ладит, относится с прохладцей, - жди того же для себя. У её Саши с мамой была крепкая дружба. Читали одни и те же книги, вместе смотрели кинофильмы, и обсуждение прочитанного и увиденного проходило мирно и благостно, потому что мнения всегда совпадали. Саша восхищался и гордился своей мамой: стройная, красивая, спортивная, блистательная и остроумная, знающая всё обо всём и даже немного больше. Муза Сергеевна была искусствоведом, но в глазах сына ведала не только об искусстве, но вообще обо всём, вплоть до тайных помыслов человеческих. Её авторитет был для него непререкаем, Яна и сама попала под обаяние её личности, по молодости и неопытности не усмотрев подвоха, не угадав того, что чувство меры у Саши по отношению к матери не знает границ. Она, опять-таки, по совету старших, присматривалась к Сашиному отцу, надеясь увидеть в нём черты характера своего будущего мужа. Тот бывал дома редко, дневал и ночевал на своей ответственной работе и всегда был молчалив, любезен и покладист.
А вообще, если честно, ни к кому она не присматривалась, советы старших держала в уме, а во все глаза глядела на Сашу, любуясь и восторгаясь, потому что была влюблена. До потери пульса, - по определению её подруги Люси, что у хулиганки Катюхи из их неразлучной студенческой троицы называлось иначе: до усрачки.
Яна смотрела, как женщина с телефоном вышла на своей остановке и тяжёлой поступью на слоновьих ногах зашагала вперёд, как веслом, мощно рубя воздух правой рукой. На вид – простая тётка, неухоженная, без всяких попыток выглядеть лучше. Больные ноги, - возможно, простояла до пенсии у станка. Вряд ли отягощена большим интеллектом, а вот ведь, держит взрослого сына на поводу и управляет его жизнью. Той незнакомой Анжеле, от которой ушёл тёткин сын, должно быть, труднее, чем ей, ведь Муза Сергеевна и впрямь была женщиной неординарной, так что и Яна не могла отрицать её достоинств. Наверное, о достоинствах свекровей размышляют только обиженные невестки, а сыновья создают культ матерей безотносительно их внешнего вида и внутреннего содержания. Подлинная Любовь, которая с большой буквы, приемлет всё. Как это благородно по отношению к той, что даровала тебе жизнь, поставила на ноги и вывела в люди. Но как самой матери справиться с непосильной задачей - дозировать сыновнюю любовь, не заслонить собой горизонт в глазах сына, не дать ему сотворить из себя кумира? Теперь Яна всё чаще думала об этом, потому что в новом, и хочется верить, более счастливом браке, у неё растёт сын. Брак с Сашей оказался для неё тяжёлым испытанием. Так хотелось забыть, да куда там. Вот и женщина с телефоном всколыхнула былые раны.
Они прожили с Сашей всего лишь пять лет, но таких бурных и напряжённых, что можно считать год за два, как на Крайнем Севере. Меж тем это был не дикий Север, а уютная красавица Рига, квартира в самом центре, дача на Взморье, в Юрмале. Весь антураж бытия – лучше не придумаешь. Если и было о чём мечтать, так только о любви и согласии в семье, и о ребёнке, неважно, какого пола. Но любовь постепенно меркла, а детей Саша не хотел. Не так, чтобы совсем никогда, - конечно, ему было любопытно, каким мог бы получиться его отпрыск, на кого оказался бы похож, чьи бы воплотил черты лица и характера. Но мама пока детей не советовала, и сын очень её понимал. За сентенцией о том, что ещё молодые, не пожили для себя, не повидали мир, не накопили опыт и средства, скрывалось главное: Муза Сергеевна не хотела внуков, а Саша не хотел детей по той нелепой причине, что им достаточно друг друга, а третий, и тем более четвёртый между ними – лишний.
Яна не сразу поняла, что третий лишний – она. Эта истина со всей очевидностью проявилась, когда умер Сашин папа, Виталий Петрович. Уже тогда, в день похорон, когда они с близкими друзьями поздно вечером, после поминок, курили у них на балконе, Саша сказал:
- Жаль батю, хороший был человек. Но если бы умерла мама, я бы покончил с собой.
- Как, а я?! – хотелось крикнуть ошеломлённой Яне, но слова застряли у неё в горле. Никто тогда не сказал ни слова, в воздухе, благоухающем черёмухой, повисло неловкое молчание. Вот оно какое – «начало того конца, которым заканчивается начало». И оно пахнет черёмухой, как какой-то нервнопаралитический газ.
Янины родители жили в Лиепае. И из-за их, хоть и небольшой, но отдалённости, она не бегала к маме за советом и поддержкой, когда случались ссоры и размолвки с Сашей. Да и воспитана так была, что сор и ссор из избы не выносят, милые бранятся – только тешатся. Телефон же Яна признаёт только для делового общения – коротко и по существу, и сколько не дуются подружки, болтать часами по мобилке – не её стиль, а тем более в транспорте, как давешняя тётка. Так что все проблемы перемалывала в одиночку, а перемелется – мука будет. Но получалась не мукА, а мУка. МукА же, в самом прямом смысле, как пищевой продукт, служила поводом для раздоров.
Минное поле семейной жизни неожиданно обнаружилось в кухне, такой миленькой и уютной, со стильными шторками, изящными штучками, коллекционными магнитиками на холодильнике. В их современном инвентаре недоставало архаичного сита, и Яна, задумав испечь мужу блинчики, малыми порциями просеивала муку через кофейное ситечко. Саша почему-то рассердился и предложил ей пройти кулинарную стажировку у его мамы, - уж она точно никогда не трясёт мукой над столом и не тратит время на подобные глупости. Яне надо бы взять блокнот и записать рецепты и советы под диктовку Музы Сергеевны. Может быть, тогда она перестанет класть в суп лавровый лист, который он терпеть не может, и пихать в котлетный фарш картошку и чеснок, как он это с удивлением заметил. Яна возмутилась: а ничего, что у неё есть своя мама, чью стряпню, кстати сказать, Саша всегда нахваливал, бывая у них в гостях в Лиепае. Это она учила Яну готовить! Он что, врал, будто ему вкусно? Тогда уж лучше бы помалкивал, никто его за язык не тянул!
После такой перепалки печь блинчики расхотелось, завтракали в это воскресенье бутербродами. Вот так отбивают руки, на корню душат благие намерения порадовать любимого чем-то вкусненьким. Вкусненькое должно быть завизировано мамой, и чтоб никакого волюнтаризма. Да, она умеет готовить, Саша это признаёт, но она готовит НЕ ТАК, как мама, а это – криминал.
Каждый вечер после работы он надолго зависал на телефоне, воркуя с мамой, и в это время обращаться к нему можно было только в случае пожара.
Яна страдала, обижалась, плакала, но мужу не было дела до всей этой гаммы её законных чувств. Ночь примиряла их, как обычно бывает в молодости, когда ещё не знают, что хороший секс, жаркие ласки и поцелуи ничего общего не имеют с тем, что на самом деле представляет собой Любовь. Наступал день, и всё повторялось: Яна опять становилась третьей лишней. Нет, конечно, ей не требовался массовик-затейник – развлекать её в одинокие вечера. Она любила читать, увлекалась поэзией, с удовольствием и творческим азартом рукодельничала, - всё это было у неё и до замужества. Так что же, спрашивается, привнёс в её жизнь этот брак, кроме бесплодного секса и хлопот по хозяйству, неизменно оцениваемых уничижительным: «не так!», сглаженным поцелуем в щёчку:
- Ну чего ты? Не дуйся!
Однажды, это было зимой, Саша принёс два билета в театр, на гастрольный балетный спектакль, о котором она мечтала, - Яна увидела их под нефритовой пирамидкой на книжной полке, когда вытирала пыль. Спектакль уже завтра, а он ничего не сказал, - приготовил для неё сюрприз! Волна нежности к мужу захлестнула Яну и она бросилась ему на шею с радостным воплем, когда Саша пришёл с работы. Узнав причину столь бурной радости, муж мягко снял Янины руки со своей шеи и сказал, как взрослые говорят расшалившемуся ребёнку:
- Успокойся и, пожалуйста, не обижайся, но на балет я пойду с мамой. Постарайся понять: ей сейчас, когда не стало папы, очень трудно одной, она нуждается в поддержке. А кто ещё поддержит мать, как не единственный сын? И потом, согласись: ей это нужнее, чем тебе, ведь она – искусствовед.
От неожиданности и горькой обиды у Яны потемнело в глазах. Слёзы душили её, но из гордости она не хотела, чтобы Саша их видел. Как же так? А она? Она разве не нуждается в поддержке? После смерти Сашиного отца прошло больше года. Чтобы поддержать маму, он возил её к тёплому морю в Италию, сопровождал в театры и на вернисажи, то и дело ездил к ней ночевать, - «чтобы мама не впала в уныние».
- Твоей маме уныние не грозит! Это я впаду – в отчаяние, потому что в уныние я уже впала, благодаря тебе! – кричала Яна в порыве злости. – Я так мечтала увидеть этот балет, так ждала его, и ты это отлично знаешь! Что с того, что твоя мама искусствовед, балет – для всех! А ты забыл добавить главное: бывший искусствовед! Она уже на пенсии!
При этих словах Сашино лицо сделалось каменным, неузнаваемым и чужим. И заговорил он каким-то чужим, незнакомым голосом, медленно чеканя слова, произнося их чуть ли не по слогам:
- Ты – подлая и мелкая девчонка. Мама – это моя семья, и ты здесь – ни при чём. Запомни на всю оставшуюся жизнь, заруби у себя на носу: если ты ещё хоть раз, когда-нибудь, скажешь что-нибудь неуважительное о моей, маме, то я…
Он не договорил, его угроза осталась не сформулированной, но прозвучала для Яны так, словно он пообещал её убить. И от слов его, злых и холодных, щёки Яны пылали, как от пощёчин.
Решительно отодвинув жену рукой, Саша подошёл к полке, взял билеты и, не сказав больше ни слова, удалился. Да и что говорить – без слов ясно, что он поехал к маме, ночевать будет у неё, а завтра поведёт её в театр и снова не придёт ночевать, как уже не раз бывало в подобных случаях.
Нарыдавшись вволю, Яна постепенно пришла в себя, к ней вернулась способность разумно мыслить. Она вдруг увидела эту ситуацию со стороны и смогла оценить всю нелепость их «любовного треугольника», а главное, - всю его дальнейшую бесперспективность для себя, своих жизненных планов и надежд. Как хорошо, что впереди выходные! Яна достала из шкафа стремянку, сняла с антресолей большой чемодан и принялась складывать в него свои вещи. Никто не говорил ей, что она делает это НЕ ТАК. И больше никто и никогда ей этого не скажет! Ура.
«Ура» получилось у неё без восклицательного знака, хотя настал день, когда по праву их можно было поставить с десяток: «Ура!!!!!!!!!!» Янина решимость была вознаграждена. Через некоторое время в её жизни появился по-настоящему любящий и любимый человек, у них растёт сын, а обе их мамы никогда не дают им повода для раздоров. И Яна не даст, когда сын станет взрослым и у него появится жена. До этого ещё далеко – есть время, чтобы воспитать его не маменькиным сынком, а настоящим и правильным мужчиной.