В долгие дни, когда
поднимается над головой
После зимнего спуска,
вспоминаешь, как плакал Сирин,
Как он молчал слова,
мычал - живота моего -
И уходил в себя
как на все четыре.
Алконост унылый
ему в левое чуткое ухо пел
Тягучее, липкое
что-то про сок из яблок,
Плод с червоточиной,
который опять созрел,
На плечи ложились
перья летучих яблонь,
И отзывался сердечным ритмом
давнишний стыд,
Кровь становилась
чем-то тягучим, липким,
И тяготился Сирин,
и плакал уже навзрыд,
И, как ребенок в сон,
уходил в молитву.
Там, где безвидно,
как в южной глухой ночи,
Звук прорастает медленно,
тянет слово,
В меру сладимое,
только слегка горчит
Горчичным зерном
на языке немого.