Было то Постом Великим.
Некий брат в кругу семейном
В исступленьи просто диком
(Но считал благоговейно)
Стал поститься так, как даже
На Афоне не постятся.
И к безумной этой блажи
Принуждал и домочадцев.
Их пугал суровым видом,
Подмечая все огрехи
У семейных неофитов.
Прокололся - на орехи
Получай и будь доволен,
Коль ты глух, имея уши,
И свою желаешь волю
Гнуть, не будучи иску'шен.
Сыну грузчику-амбалу
Сделал полную разгрузку -
Мясо парню не давал он,
А велел жевать капусту.
Он бросался, словно ворон,
На беременную сношку.
И выхватывал проворно
Изо рта несчастной ложку:
"Не позволю внука гробить,
Бестолковое творенье.
Пусть малой ещё в утробе
Привыкает ко смиренью."
А жене:"Ты что, корова,
Целый день печёшь и варишь?
Познавай Творца Основы.
Ишь, разъела себе харю!"
Первым сдался зять-научник.
Не был он к Посту готовым.
От капусты брюхо пучит -
Стал питаться он в столовой.
Ну, а сношка со свекровью,
Чтоб ещё в утробе ма'лец
Не лишился бы здоровья,
У знакомых подъедались.
Сын-амбал сбежал к подружке
На домашние обеды,
А глава семейства стружку
Стал снимать уже с соседа.
Но "подвижнику" однажды
В тонком сне раздался голос:
"Не унять духовной жажды,
Если пуст на ниве колос.
Без любви и состраданья
Все труды твои напрасны,
Коли ближних ешь и дальних.
Ешь, раб Божий, лучше мясо!"