1812 Совет в Городне ч 275

Валерий Жуков 2
Ч 275
Совет в Городне

Увидев безрассудство русских ранним утром,
Открыто презиравших дух врагов,
Совет ,стал приговором самых мудрых,
Идти и верить только  в дух веков.

Тропивших долго вечную дорогу,
Завоевателям России по любви,
Проявленной к себе и людям , верой Богу,
Творя свой путь  в велениях судьбы.

Их в зиму ждущей ,завывающей метелью над полями,
Где упокоились солдаты вечным сном,
С забытыми навеки именами,
Напоминая детям о величии былом.

Несущем нам в аккордах гимнов встречи,
В почётном карауле дух святых ,
Стоявших тризны , ради мирной речи,
Зовущей свет души ,в сердцах у остальных.

Вершивших дух войны агрессией свободы,
Напоминая вечный рода фимиам,
Ввергая в битву европейские народы,
Отдав любовь и жизнь земным богам.

На поле боя , доказавшим верность роду,
Решая ,кто войдёт в бессмертие в стране,
Творя в войне народную свободу ,
Оставив вечной память о себе.

В полях России  веру во спасенье  обретая,
Неуязвимостью её Величия Основ,
И право жить в любви , от края и до края,
Творя Величие Державности и Слов.

Несущих радость и покой Великой Дружбы,
Обьединившей Дух Величия Земли,
Творить елей Души и Службы,
Отечество восславив верою в любви.

Вернувшей в битве силу армии народа,
Сомкнув в бою ряды солдат,
Высокую духовность царственного рода,
Соединив в устах с Величием Божественных Наград .

В.В.Верещагин «В Городне .Пробиваться или отступать?»

             Никто не решался нарушить этого рокового молчания, как вдруг Мюрат, который не мог долго сосредоточиваться, не вынес этого колебания. Послушный лишь внушениям своей пламенной натуры, и не желая поддаваться такой нерешительности, он воскликнул в одном из порывов, свойственных ему и способных разом или поднять настроение или ввергнуть в отчаяние: «Пусть меня снова обвинят в неосторожности, но на войне всё решается и определяется обстоятельствами. Там, где остается один исход — атака, всякая осторожность становится отвагой и отвага осторожностью. Остановиться нет никакой возможности, бежать опасно, поэтому нам необходимо преследовать неприятеля. [77]Что нам за дело до грозного положения русских и их непроходимых лесов? Я презираю всё это! Дайте мне только остатки кавалерии и гвардии и я углублюсь в их леса, брошусь на их батальоны, разрушу всё и вновь открою армии путь к Калуге».
Здесь Наполеон, подняв голову, остановил эту пламенную речь, сказав: «Довольно отваги; мы слишком много сделали для славы; теперь время думать лишь о спасении остатков армии».
Тут Бессьер, потому ли, что его гордость оскорблялась при мысли о необходимости подчиниться Неаполитанскому королю, или потому, что ему хотелось сохранить неприкосновенной гвардейскую кавалерию, которую он сформировал, за которую отвечал перед Наполеоном и которая состояла под его начальством, — Бессьер, чувствуя поддержку, осмелился прибавить: «Для подобного предприятия у армии, даже у гвардии не хватит мужества. Уже теперь поговаривают о том, что не хватает повозок и что отныне раненый победитель останется в руках побежденных и, что таким образом всякая рана была смертельна. Итак, за Мюратом последуют неохотно и в каком состоянии? Мы только что убедились в недостаточности наших сил. А с каким неприятелем нам придется сражаться? Разве не видели мы поля [78]последней битвы, не заметили того неистовства, с которым русские ополченцы, едва вооруженные и обмундированные, шли на верную смерть?» Этот маршал закончил свою речь, произнеся слово отступление, которое Наполеон одобрил своим молчанием.
Тотчас же принц Экмюльский заявил, что если отступление решено, то нужно отступать через Медынь и Смоленск. Но Мюрат прервал Даву и не то из враждебности, которую он к нему питал, не то от досады за его отвергнутый отважный план, с изумлением сказал: «Как можно предлагать императору такой неосмотрительный шаг! Что же Даву поклялся погубить всю армию? Неужели он хочет, чтобы такая длинная и тяжелая колонна потянулась бы без проводников по незнакомой дороге, вблизи Кутузова, подставляя свое крыло всем неприятельским нападениям. Уж не сам ли Даву будет защищать армию? Зачем, когда позади нас Боровск и Верея безопасно ведут к Можайску, мы отклоним этот спасительный для нас путь? Там должны быть заготовлены съестные припасы, там всё нам известно и ни один изменник не собьет нас с дороги».
При этих словах Даву, весь пылая гневом и с трудом сдерживая себя, отвечал:
«Я предлагаю отступать по плодородной почве, [79]по нетронутой дороге, где мы можем найти пропитание в деревнях, уцелевших от разрушения по кратчайшему пути, которым неприятель не успеет воспользоваться, чтобы отрезать нам указываемую Мюратом дорогу из Можайска в Смоленск, а что это за дорога? Песчаная и испепеленная пустыня, где обозы раненых, присоединившись к нам, прибавят нам новые затруднения, где мы найдем лишь одни обломки, следы крови, скелеты и голод!
Впрочем, я высказываю свое мнение, потому что меня спрашивают, но я с не меньшим рвением буду повиноваться приказаниям, хотя бы и противоречащим моему мнению; но только один император может заставить меня замолчать, а уж никак не Мюрат, который никогда не был моим государем и никогда им не будет!»
Ссора усиливалась, Бессьер и Бертье вмешались. Император же, по-прежнему погруженный в задумчивость, казалось, ничего не замечал. Наконец он прервал свое молчание и это обсуждение следующими словами: «Хорошо, господа, я решу сам!»
Он решил отступать и по той дороге, которая даст возможность скорее удалиться от неприятеля. Но ему нужно было вынести страшную борьбу с собой для того, чтобы он смог заставить себя решиться на такой небывалый [80]для него путь. Это решение было так мучительно, так оскорбляло его гордость, что он лишился чувств. Те, которые тогда ухаживали за ним, рассказывали, что донесение о новом дерзком нападении казаков возле Боровска в нескольких лье позади армии было последним и слабым толчком, который заставил императора окончательно принять роковое решение — отступать.

Сегюр Филипп-Поль - Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I

Дух откровений правил верою в свободу,
Вложив расчёт в великие уста,
Судьбу любви доверив небосводу,
Увидев суть , глазами рода мудреца.

Теряя почву власти под ногами,
И веру ,в дух величия солдат,
Искать решения , известные веками,
Идти туда , где жив любви уклад.

Где слава  и свобода речи,
Творит чудес величие и строй,
Готовый снова , стать основой сечи,
Идти на смерть , за славой родовой.