После освобождения восточной части Гомельской области, нам выпало счастье немного отдохнуть от боевых деяний. Мы жили в землянках в лесу, не далеко от белорусского города Речица. Все солдаты и сержанты нашей 5-й батареи 1007-го противотанкового артиллерийского полка располагались в одной землянке.
Для офицеров батареи мы соорудили отдельную землянку. В каждой землянке была установлена печка-буржуйка, в которой постоянно горели дрова, зима была временами довольно морозная.
Однажды вечером я сидел возле горячей печки, в тот день я был дневальным.
Я поддерживал в печке огонь и писал маме письмо. Солдаты то выходили с землянки, то входили, каждый занимался своим делом. Некоторые отдыхали на хвойной постели перед вечерней поверкой.
- Ты так красиво пишешь, - услышал я над собой. Сказал эти слова солдат Андрей Митрофанов, остановившийся возле меня. Андрей был заряжающим во втором взводе старшего сержанта Тимофеева. Я удивился таким словам, почерк у меня был тогда далёк от совершенства. Поэтому я и спросил Андрея:
- Неужели, ты пишешь ещё хуже, чем я?
- А я никак не пишу, - ответил Андрей, - не учился я писать, не ходил в школу,
не умею я ни читать, ни писать, ни задачки решать.
Сейчас такое трудно даже представить, когда все дети начинают изучать азбуку, чуть ли не раньше, чем начинают говорить. А в те, не такие уж и далёкие времена, случаи, как с Андреем, можно было ещё встретить не так уж и редко. Я знал, что солдат Митрофанов, как и я, вырос в деревне. На нашей улице тоже многие ребята ходили в школу только до третьего или четвёртого класса, а потом бросали школу и каждый день работали в домашнем и колхозном хозяйстве. В сельской жизни ценилась каждая пара рук, даже детская.
Тогда не обязательно было сельским детям много лет ходить в школу, и никто этого не требовал от родителей, законов об обязательном образовании не было. Но я видел, что в нашем селе все родители старались, чтобы их дети обязательно научились хотя бы читать и писать. А таких детей, которые совсем бы не ходили в школу и не умели читать и писать, мне кажется, в нашем селе и не было. А вот двадцатилетний солдат Андрей Митрофанов оказался таким. Он мне потом рассказывал, что уже в первые дни службы в армии, а службу эту он начал за неделю до войны, ему обещали помочь в грамоте. Но успели научить его написать только одно слово – мама. На этом его грамота пока и закончилась, началась война. «Вот когда мы добьём фрицев, и они меня за это время не кокнут,- сказал Андрей,- обязательно научусь и читать и писать, я уже понял, что это не так уж и сложно».
А через несколько дней Андрей подошёл ко мне с письмом в руках и попросил прочитать. Помню, письмо было с далёкой Челябинской области. Когда я прочитал на треугольнике обратный адрес, Андрей сказал, что это от племянницы Кати, которая живёт по соседству и пишет письма по просьбе матери Андрея, а сама мать солдата тоже грамоте не обучалась. В поколении наших родителей было ещё много таких, которым так и не удалось прикоснуться к грамоте ни в школе, ни дома.
С того дня я полгода читал Андрею его письма и писал на них ответы.
А в июле 44-го, когда мы освобождали Западную Украину, я был тяжело ранен и навсегда расстался с 1007 артиллерийским полком, а вместе с полком и с солдатом Андреем Митрофановым.
Июль 2014