А на задворках прибранной Европы...
Здесь кот Баюн баюкает мышат.
Чумазые прогорклые сугробы
вдоль троп, как рыба снулая, лежат.
Немытые мелькают иномарки
и колымаги из советских лет.
На белом небе, как салфетка, марком,
разлит глазуньей по глазури свет.
Здесь луковицы храмов вышибают
слезу, поскольку на крови растут,
недоброй позолотой набухают,
и соки корневищами сосут
из злой земли, на бедность обречённой
и обрекающей своих детей.
Один поэт, нездешним увлечённый,
нагой среди одетых нелюдей,
шатается по улицам безликим
и видит рай сквозь грязное окно.
Он станет обязательно великим,
но после смерти, как заведено.
Кикиморой орёт ментов сирена,
и лешие из банок пиво пьют.
В лягушку превращается царевна,
зане продажен красоты статут.
Мне суицид Россия навевает,
ведь не даёт подняться над тщетой,
мужицкими руками обнимает,
охватывая горло немотой.
Весна идёт, идёт, в грязи по локоть.
А Бог не нужен, потому незрим.
Я здесь живу. Здесь и умру, должно быть.
Тоска. Судьба. Житуха. Третий Рим.