"За тайну - тайна!" - объявила ей инфанта,
Склонившись пред стихиею-гигантом.
"Нам справедливо будет обменяться:
Ты мне расскажешь про неистового братца,
А я историю закончу про смутьянов,
Что век теперь ярмо молчания тянут...
Ответь мне - кто такая Мельзинелла?"
Два рукава струящихся воздела
К полуденному небу речка Зинтрис.
- Давно то было... Обрела в ту пору милость
У Эргефорбера прекрасная Латонна...
Никто не видел до сих пор его влюблённым,
Но дева кротостью своей и белизною
Прельстила сердце повелителя лесного.
Не знавший нежности суровый Эргефорбер
Лишь ей одной слова любви промолвил.
О той любви не раз потом жалел он...
Царица же в тот год отяжелела,
Все ждали первенца. Созвать велел правитель
Гостей к рождению дитя... И объявить он
Велел повсюду, всем лесным умельцам:
Кто лучший дар преподнесёт младенцу
И тем порадует любезную Латонну -
Того возвысит он до собственного трона.
Указ тот слышала и фея Мельзинелла.
Она жила в глуши среднеземелья,
И лучшею вязальщицей в округе
Её прозвали все соседи и подруги.
И за пределами лесного захолустья
Шла слава об умелице искусной.
В подарок царскому младенцу Мельзинелла
Связала пряжу... Сто ночей сидела...
Из солнечного света и росинок,
И мотыльковых бархатных ворсинок,
Чей шелковистый блеск и легкокрылость
Передались её творению... Приснилась,
Ей что ли, эта странная затея?
Всех фей хотела превзойти гордячка-фея!
В её руках светилась пряжа дивным светом...
О, как бы царь вознаградил её за это!
Но накануне торжества она пропажу
Вдруг обнаружила... Ту солнечную пряжу
Украл бессовестный воришка на рассвете.
- Да кто же? - Саргиос! Мой братец, вольный ветер!
Он сам - бездельник и не ведает заботы,
Но любовался каждый день её работой.
Украсть чужое - для него пустяк, игрушка!
Влетев с утра в убогую лачужку,
Он всю работу Мельзинеллы во мгновение
Вдруг разметал сиюминутным дуновением!
С позором царь её прогнал, и жалкой лгуньей
Назвали пряху прочие колдуньи.
Ко мне в тот час она бежала.... И в объятия
Её принять была готова, словно мать я...
Однако же беглянка не успела
Предать спасительной воде свой дух и тело.
Не распрощавшись с жизнию постылой,
Она склонилась над обрывом, и - застыла...
Я видела, как лик её прелестный
Опутывала сеть морщин древесных...
Лишившись разума от горя, Мельзинелла
Корой покрылась от стыда, позеленела...
Не умерла тогда несчастнейшая дева,
Но превратилась в стонущее древо,
Что круглый год горит огнём осенним,
Лицо укрыв багряно-лиственною сенью...
***
Но прежде чем привычных черт она лишилась,
И крона дикая над ней зашелушилась,
Она произнесла: - Так знай же, ветер,
Лишён покоя будешь ты на этом свете!
Ты вырастаешь до небес, но уместится
В младенческой руке твоя темница.
И да свершится над тобою изречение:
В своём безумстве обретёшь ты заточение.
Коварный и ничтожный похититель!
На дне реки лежит твоя обитель.
Пускай я за себя не отомстила...
Столкнёшься ты с себе подобной силой,
Прекрасен вид её, неотразим и светел:
Твоя тюрьма тебе подобна, ветер!
- О, боги! Кажется, я лишнего сболтнула... -
Река внезапно замолчала, полыхнула
В испуге россыпью лучистых диамантов,
Что прятались в текучих одеяниях,
И от смущения слегка порозовела...
"Что скажет братец? Хотя, мне какое дело..."