Женщина – глаз азиатский разрез -
шла несгибаемо, как волнорез,
судьбы людские ломая,
чтоб не ломалась прямая.
Шла под обстрелом любовей и дружб –
мелких, дешёвых, как тёпленький душ,
шла, словно по пепелищу.
Мелочь разменную – нищим.
Словно под лупою искажена,
крупной казалась себе лишь она,
мудрой, прекрасной, отважной,
а остальные – неважно.
И остальные - безжизненный хлам –
просто боялись войти в этот храм
или, польстившись на речи,
падали, души калеча,
Юность на эти соблазны слаба.
Юности надо стоять у столба.
Гордо погибнуть ей лестно.
Только, с годами мудрея,поймёт
тот, кто порывистость переживёт:
гордо - не следует: честно.
Те же, кто путь продолжает в года,
не сожалея о нём никогда,
как совершенство, отвратны.
Каин, не знаешь, где брат твой?
Авели – лохи, они слабаки.
Сами надеться спешат на клинки.
Сами то в петлю, то к яду.
Стало быть, так им и надо.
Так по земле и шагала она,
самоубийцами окружена,
голову гордо откинув,
выпрямив ровную спину.
Столько любви не впитает и рай,
миг – и польётся любовь через край,
надо же волю - не так ли –
не уронить даже капли.
Исповедь мёртвому, как никому.
Рвота счастливостью, воля – в тюрьму.
Бог на абзаце распятый
тщетно взывает к Пилату.
Вот вам и карикатура любви:
Бог, умывающий руки в крови
тех, кем любим был когда-то.
Да уж… Куда там Пилату!