ТРАГИКОМИЧЕСКАЯ МИСТЕРИЯ В ПЯТИ ПЕСНЯХ
МУЗЫКАЛЬНЫЙ СПЕКТАКЛЬ ПО МОТИВАМ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ И ГРУППЫ «КРЕМАТОРИЙ»
ЛОГЛАЙН
Поэт и музыкант внезапно оказывается в иллюзорном мире, населённом гротескными персонажами написанных им когда-то песен, мечтающих отомстить своему создателю.
Главного героя, мучительно ищущего выход обратно в реальность, ждут на пути ложь, измена, насилие и страх.
Единственный его союзник – любовь.
СИНОПСИС / ЛИБРЕТТО
Поэт и музыкант средних лет («Человек в шляпе») неожиданно для себя оказывается в сюрреалистическом месте – Городе Солнца, не имеющем ничего общего с привычным миром. Он не знает и не помнит о том, как он попал туда и какие события этому предшествовали; его жизни угрожают несколько странных и страшных существ.
Человека в шляпе спасает лишь вмешательство неизвестного ему доброжелателя. Личность, которая почему-то кажется поэту смутно знакомой, объясняет Человеку в шляпе, куда он попал и почему. Город Солнца и находящийся в нём Дом вечного сна – место, где обитают персонажи произведений поэта, фантомы, созданные его фантазией и одушевлённые воображением слушателей.
Подавляющее большинство обитателей Дома – герои сколь нарицательные, столь и отрицательные. Наделённые жизнью вне времени, они обречены постоянно пребывать в своём незавидном амплуа. Такое существование доставляет им мучения, пусть даже и заслуженные. Воспользовавшись таинственной властью, связывающей создателя и его создания, персонажи поэта перенесли его в свою реальность, чтобы осудить своего творца и обречь его на такое же мучительное существование внутри Дома Вечного сна, равносильное смерти.
Сразу после этого неизвестный утешает Человека в шляпе, напоминая о его любви к девушке Тане, умершей много лет назад, и о песне, которую поэт написал в память о ней. Таня также заточена в Доме, но, в отличие от большинства его обитателей, её душа светла и благодарна поэту за подаренную ей вторую жизнь. Сгорая от желания вновь увидеть любящего её до сих пор поэта, Таня послала незнакомца ему навстречу и умолила помочь Человеку в шляпе в странствии по сумрачному миру Дома. Спасителем оказывается Данте Алигьери – ещё один из немногих «светлых» персонажей поэта.
Подобно Вергилию, сопровождавшему Данте по кругам Ада, Данте ведёт Человека в шляпе по комнатам Дома – разумеется, называя их «кругами». В каждом из «кругов» заключены сходные персонажи, обречённые на совместное существование схожестью своих пороков. По пятам за Данте и Человеком в шляпе следуют три Гиены, едва не погубившие поэта в самом начале его пути.
В первом «круге» Человек в шляпе встречает Убийц времени – Хабибулина, Вервольфа и Тайсона. Это – персонажи, погубившие самих себя пьянством, ленью и беспорядочной жизнью в поисках наслаждений. Они очаровывают поэта речами о тленности сущего и тщетности жизни и обманом пытаются принудить его выпить яд и покончить с собой.
Данте говорит Человеку в шляпе, что фантомов, созданных силой слова, можно остановить только словом. Правильно подобранные стихи имеют силу заклинания, но каждый раз у поэта есть только одна попытка. Поэт называет злоумышленников своими братьями, не отвечая злом на зло; призывает на них милость небес и бессмертие, а не мщение, и их смятенные души находят покой. Данте, а вслед за ним и Человек в шляпе, покидают первый «круг».
По пути в следующий «круг» поэт встречает Маленькую девочку – неприкаянную душу, в одиночестве и тоске бродящую по коридорам Дома. Человек в шляпе играет с ней, успокаивает, расчёсывает ей волосы и дарит зеркальце, случайно оказавшееся у него в кармане. Маленькая девочка жалеет уставшего поэта; он кладёт голову ей на колени и засыпает, чтобы проснуться в следующем «круге».
После пробуждения всё произошедшее представляется поэту кошмарным сном. Убедить в этом себя Человеку в шляпе не дают неожиданно появившиеся три Белых мумии, отдалённо напоминающие Таню. Мумии говорят, что одна из них – Таня, и для того, чтобы завершить свой путь по Дому Человеку в шляпе нужно лишь правильно угадать, которая из них настоящая.
Поведение и манеры Мумий убеждают поэта в том, что Тани среди них нет. Мумии сбрасывают фальшивые личины, превращаясь в Безобразную Эльзу, Олю и Лиду. Это – Убийцы любви, которые изменами, проституцией и извращениями убивают чистоту и искренность отношений между людьми. Эльза, Оля и Лида пытаются соблазнить поэта бесконечной оргией. Вспомнив наставления Данте, Человек в шляпе отвечает им соответствующими ситуации стихами и избегает их преследования.
В третьем «круге» дорогу Данте и Человеку в шляпе преграждают жестокие Убийцы людей, невинных и доверившихся, поклоняющиеся Медузе Горгоне: Павлик Морозов, Адольф, Калигула, Иуда и их предводитель Зомби. Исходящее от них зло обладает такой властью, что ни поэт, ни Данте не могут найти нужных слов, чтобы противостоять их воле. Человека в шляпе хватают, устраивают над ним шутовское судилище и приговаривают к смерти. Зомби призывает Медузу посмотреть на поэта и превратить его в камень.
Неожиданно появляется Маленькая девочка: она – такой же фантом, как и все обитатели Дома, поэтому даже самые порочные и жестокие персонажи не в состоянии причинить ей вред. В благодарность за проявленную к ней доброту Девочка вкладывает в руку поэта зеркальце, подаренное ей незадолго до этого. Человек в шляпе отворачивается от смертельного взгляда Медузы, одновременно показывая ей и её поклонникам их отражения в зеркале и обращая врагов в камни.
Данте прощается с Человеком в шляпе. Он якобы не может сопровождать его по дороге к месту обитания светлых персонажей, поскольку слишком много времени провёл во тьме «кругов» Дома. Данте вверяет поэта попечению Маленькой девочки, которая берёт его за руку и указывает дорогу.
Три Гиены, преследовавшие Человека в шляпе в течение его странствия по Дому Вечного сна, настигают его незадолго перед концом путешествия. Они вновь преграждают ему путь, напоминают поэту нелицеприятные эпизоды его биографии и убеждают в том, что он недостоин возвышенной и чистой любви. Человек в шляпе побеждает наваждение, пользуясь уроками Данте, и, наконец, встречается с Таней.
Трогательная нежность встречи влюблённых неожиданно омрачается. Таня говорит поэту о том, что теперь он волен вернуться в свой собственный мир в одиночестве – или освободить её душу от заточения; для этого Человеку в шляпе придётся самому занять место Тани в Доме Вечного сна. После недолгого колебания, вспомнив слова, однажды сказанные Данте, поэт соглашается, жертвуя собой.
После согласия Человека в шляпе Дом вечного сна рушится. Таня и Данте вновь появляются перед безнадежно страдающим поэтом. Просьба остаться в Доме вместо возлюбленной была последним испытанием Человека в шляпе. Душа Тани теперь свободна. Поэт покидает Город Солнца, преодолев все ловушки Дома Вечного сна, с грустной и одновременно светлой надеждой на будущую встречу с любимой девушкой в вечности.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Ч е л о в е к в ш л я п е.
Д а н т е А л и г ь е р и (Г о в о р я щ и й в Песни I).
Т а н я.
П е р в а я Г и е н а (Х а б и б у л и н, З о м б и).
В т о р а я Г и е н а (В е р в о л ь ф, П а в л и к М о р о з о в).
Т р е т ь я Г и е н а (М и с т е р Т а й с о н, И у д а).
П е р в а я Б е л а я м у м и я (Б е з о б р а з н а я Э л ь з а).
В т о р а я Б е л а я м у м и я (Л и д а).
Т р е т ь я Б е л а я м у м и я (О л я).
М а л е н ь к а я д е в о ч к а.
Г о с т и Х а б и б у л и н а (в Песни II), с в и т а З о м б и (А д о л ь ф, Б р у т, М а г о м е т, К а л и г у л а и др. в Песни IV).
ПЕСНЬ I
Явление I.
Полутёмная сцена, подсвеченная лишь прожекторной заливкой. Наступающий вечер, звёзды и полумесяц.
Декорации – странная и искажённая в пропорциях городская улица. В глубине сцены – фасад дома с высокой трубой и огромной тяжёлой двустворчатой дверью, напоминающий в общих чертах рисунок с обложки «Двойного альбома» группы «Крематорий». На одном из других домов – покосившаяся вывеска «Город Солнца». Рядом – большие часы, похожие на старинные вокзальные, стрелки показывают без нескольких минут двенадцать. Вывеска и часы, как и всё остальное вокруг, ржавые, потрёпанные временем, сильно изношенные.
Ч е л о в е к в ш л я п е лежит на сцене лицом вниз в позе спящего, подложив руки под голову. Через несколько мгновений после начала спектакля он внезапно приходит в себя, озирается — вначале с недоверием, потом с ужасом, и резко поднимается на ноги. Весь его вид его говорит о том, что он растерян, испуган, заблудился и вообще плохо понимает смысл происходящего вокруг него.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в городе большом,
Не ведая ни цели, ни причины.
Пристально смотрит по сторонам с видом человека, оказавшегося в незнакомом ему месте. Медленно и беспорядочно движется по сцене, дотрагиваясь до различных декораций.
Воспоминаний смутна пелена,
Всё спуталось. И всё, что было прежде –
Места, событья, лица, имена, –
Забыто навсегда и без надежды.
Зачем пришёл? Кто звал сюда меня?
Не ведаю, сомкнуть не в силах вежды.
Мне кажется знакомым этот вид…
Я был здесь раньше? Или память злая
И в том меня унизить норовит?
Замечает надпись «Город Солнца». Нервно смеётся.
Что? Город Солнца? Ерунда какая.
К чему тогда весь этот полумрак
И в полдень – в небесах Луна слепая?
Куда занёс меня извечный Враг?
Явление II.
Звучит вступление к песне «Три гиены».
С разных сторон сцены появляются три Г и е н ы. Начинают кружить вокруг Ч е л о в е к а в Ш л я п е, постепенно всё ближе подбираясь к нему. На всём протяжении номера Человек в шляпе непрерывно движется, пытаясь спастись от угрожающих ему Г и е н.
П е р в а я Г и е н а:
*Три гиены на площади у церкви
Львиную долю рвали на кусочки!
В т о р а я Г и е н а:
Ты зашёл в ближайший департамент
И перечислил грешные деянья!
Т р е т ь я Г и е н а:
А в мутном небе – холодные звёзды,
Их слабый свет никогда не согреет тебя!
П е р в а я Г и е н а:
Из-за сомнений в Царствии Небесном
Великий разум рухнул в одночасье!
В т о р а я Г и е н а:
Падший ангел в блестящей колеснице
Прокатил тебя по этой жизни!
Т р е т ь я Г и е н а:
А в мутном небе – холодные звёзды,
Их слабый свет никогда не согреет тебя!
Гиены окружают и хватают Человека в шляпе.
Ч е л о в е к в ш л я п е (в ужасе):
Мама!
Возьми меня обратно!*
Явление III.
Внезапно раздаётся голос, громкий и властный.
Голос Г о в о р я щ е г о:
Стой! Руки прочь! Не смейте зло творить
Тому, кто в город наш явился с миром!
Три Г и е н ы падают на месте вокруг Человека в шляпе, образуя вокруг него живое кольцо и постепенно расползаются в разные стороны сцены.
Человек в шляпе потрясённо смотрит туда, откуда раздался голос. Из полутьмы возникает фигура Г о в о р я щ е г о.
Г о в о р я щ и й:
Ты должен ныне многое свершить.
Ч е л о в е к в ш л я п е бросается к Г о в о р я щ е м у.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Прости меня, товарищ, сердцу милый,
Я внове здесь, мне город незнаком,
Я не хочу, чтоб стала мне могилой
Земля твоя!
Г о в о р я щ и й:
Не думай о плохом,
Но рядом встань и речь веди потише.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Неужто в месте диком и глухом
Я ближнего обрёл? И не обижу
Его вопросом – сущее вокруг
И место это не во сне ль я вижу?
И для чего был взят сюда я вдруг,
Своей ли волей, или произволом
Тех, кто окрест меня водили круг?
То ли в тоске, то ли в бреду тяжёлом,
Столь жутко тени бродят за стеной!
Мне страшно в этом месте невесёлом –
Прошу тебя, поговори со мной,
Скажи мне, кто убить меня пытался,
И кто я сам? Чего я здесь ищу?
Г о в о р я щ и й:
Когда б не я, ты вряд ли бы дознался.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Так просвети меня!
Звучит вступление к песне «Крематорий».
Г о в о р я щ и й:
И просвещу.
*На этой улице нет фонарей,
Здесь не бывает солнечных дней,
Здесь всегда светит луна.
Земные дороги ведут не в Рим –
Поверь мне, и скажи всем им –
Указывает в зал.
Дороги, все до одной, приводят сюда,
В дом вечного сна,
В дом вечного сна,
В дом вечного сна!*
(неожиданно обрывает монолог)
Ведь ты – поэт?
Ч е л о в е к в ш л я п е (отчаянно пытаясь вспомнить):
Да, я – поэт…
(поправляет себя)
Зовут поэтом люди,
Не мне судить.
Г о в о р я щ и й (саркастически, указывая в сторону одной из замерших в ожидании Г и е н):
Что ж, так тому и быть.
Смотри, какие нынче будут судьи.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Не медли! Говори!
Г о в о р я щ и й:
Так Провиденью
Угодно, чтобы в мир явился дом,
В котором видят сны твои творенья.
Ч е л о в е к в ш л я п е (с облегчением, почти радостно):
Да, я сошёл с ума!
Г о в о р я щ и й (не обращая внимания на реплику Человека в шляпе):
Узнай о том,
Что, образы беспечно создавая,
Ты можешь стать однажды их рабом.
Мир вымыслами густо населяя,
Ты в силах им и бытие создать,
Их в красках и деталях представляя
И побуждая прочих представлять,
И если мысли тысяч душ однажды
Начнут с живыми их отождествлять,
Они восстанут к жизни – все и каждый.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
А я?
Г о в о р я щ и й:
Ждать обречён, пока созданья
В такую злую силу не войдут,
Что смогут воплотить свои желанья,
И призовут тебя к себе на суд,
И ты в подобном месте оказался –
Тебя они давно, как видишь, ждут.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Чего ж мне ждать?
Г о в о р я щ и й:
Всего, чего боялся.
Твоей наградой будет – смерть твоя,
И будущим бы я не обольщался.
Три Г и е н ы вновь пытаются наброситься на Ч е л о в е к а в ш л я п е. Г о в о р я щ и й, не глядя в их сторону, делает резкий повелительный жест рукой. Г и е н ы с ворчанием, похожим на ругательство, останавливаются и принимают прежние позы.
Ч е л о в е к в ш л я п е (почти кричит):
За что?
Г о в о р я щ и й:
А каково быть сущим вечно,
В одном и том же мрачном амплуа
Роль воплощать бесцельно, бесконечно?
Ч е л о в е к в ш л я п е в отчаянии. Пауза.
Г о в о р я щ и й:
Но в доме, что привлёк тебя сперва,
Живёт душа одна, тебе родная
По праву притяженья естества.
Во тьме тебе дорогу освещая,
Она меня на помощь призвала,
И я её веленье воплощаю.
Она, – не я, – тебя уберегла.
Ч е л о в е к в ш л я п е (после краткого размышления):
Мой неизвестный друг, молю спасеньем
Души твоей – поведай мне о том,
Кому обязан я таким везеньем?
Г о в о р я щ и й:
Я думаю, ты помнишь этот дом,
И патефон, и девочку с Арбата?
Как было сладко думать с ней о том,
Что выпитый намедни литр муската
И ваше счастье – сходны меж собой
В том, что должны закончиться когда-то?
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Она… Не продолжай!
Звучит вступление к песне «Таня». В отличие от существующих студийных записей, в спектакле эта песня имеет характер неторопливой повествовательной баллады. Все вокальные линии остаются без изменений.
Г о в о р я щ и й:
Её судьбой,
Мне ведомо, ты до сих пор казнишься,
Но быть бы мог печальней жребий твой.
*А у Тани на флэту
Был старинный патефон,
Железная кровать и телефон
Ч е л о в е к в ш л я п е:
И больше всех она любила Rolling Stones,
Janis Joplin, T-Rex и Doors…
Г о в о р я щ и й:
И у Тани на стене
Нарисовал ты облака
И слона с ослом, летящих в никуда
Ч е л о в е к в ш л я п е:
И она ложилась спать,
Схватив слона за крыла,
И просыпалась с хвостом осла...
Г о в о р я щ и й:
О, жаль, что она умерла,
Жаль, что она умерла…*
Музыка обрывается.
Ч е л о в е к в ш л я п е закрывает лицо руками. Г о в о р я щ и й кладёт ему руку на плечо жестом успокоения.
То даже нам, фантомам, непривычно –
Достойна вечно участи благой,
Судьба её от многих здесь отлична.
Ты жизнью разрешил ей жить другой,
И память на Земле о ней умножил,
Здесь подарив ей счастье и покой.
Ты спас её — отнюдь не уничтожил.
И любишь до сих пор?
Ч е л о в е к в ш л я п е молча кивает в ответ.
Она ж – тебя,
Как та, чей дух два срока жизни прожил.
Призвав меня, рекла она, скорбя:
Явление IV.
На возвышении сцены появляется Т а н я.
Сцена темнеет; прожектор выхватывает из темноты лишь Т а н ю и Г о в о р я щ е г о, смотрящего на неё сверху вниз.
Т а н я:
Мой друг, который счастью не был другом,
В пустыне горней верный путь обресть
Отчаялся и оттеснен испугом.
Такую в небе слышала я весть;
Боюсь, не поздно ль я помочь готова,
И бедствия он мог не перенесть.
Иди к нему и, красотою слова
И всем, чем только можно, пособя,
Спаси его, и я утешусь снова.
Свет гаснет, Таня исчезает в темноте.
Явление V
Г о в о р я щ и й:
И вот – я здесь, чтобы спасти тебя.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Когда б в руках твоих ключи к спасенью
Увидел бы – Петром назвал тебя.
Внимать любому я готов веленью.
Г о в о р я щ и й:
Ты видишь этих тварей, что хрипят
Тебе в лицо жестокие угрозы?
Поверь, дороги больше нет назад.
Ступай за мной, оставив страх и слёзы.
Любовь узреть живой в конце пути –
Чем не награда? Лишь не дай сомненьям
Ум паутиной лживой оплести.
Ч е л о в е к в ш л я п е молча кивает.
Г о в о р я щ и й:
Что ж, коль увидеть ты готов её –
Пусть за спиной у нас сомкнутся двери!
Поворачивается и идёт ко входу в Дом.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Мой друг, лишь имя назови своё,
Как звать тебя мне?
Г о в о р я щ и й (на ходу, не оборачиваясь):
Данте Алигьери.
Звучит вступительная тема песни «Данте Алигьери (Одинокие пиплы)».
Свет на сцене гаснет. На заднике сцены, над домом, в двери которого входит Д а н т е, загорается пламя. Ч е л о в е к в ш л я п е нерешительно смотрит вслед Д а н т е. После переводит взгляд на Г и е н, готовых на него наброситься.
Дверь дома начинает закрываться. Ч е л о в е к в ш л я п е опрометью бросается, удерживает дверь и исчезает за ней.
Три Г и е н ы озираются по сторонам, потом с мерзкими ужимками вбегают в дверь вслед за Д а н т е и Ч е л о в е к о м в ш л я п е, преследуя их. Дверь с грохотом закрывается. Всё освещение сцены, кроме проекции пламени, гаснет.
Голос Ч е л о в е к а в ш л я п е:
Дневной всё так же застилали свет
Небес чужих разлитые чернила,
Он двинулся, и я ему вослед…
Смогу ли я увидеть вновь светила?
ПЕСНЬ II
Явление I.
На сцене сумрак. Откуда-то доносятся звуки пьяного веселья: звон бутылок и стаканов, невнятные мужские и женские голоса, обрывки песен и брани.
Звучит вступление к песне «Бесы в моих снах».
Ч е л о в е к в ш л я п е (вполголоса):
*Чёрная шляпа, «Молот ведьм», ночные плутни,
По правую руку от Гончих псов – нежданный спутник,
О, а по левую дом с высокой трубой,
И ангелы падшие в нём.
Один с усами, другой с бородой, а третий – лысый,
Один играет, другой поёт, а кто-то слышит.
И горит Орион наоборот
Дырой в святых небесах…
Бесы в моих снах!
Бесы в моих снах!*
Явление II.
Из-за спины Ч е л о в е к а в ш л я п е появляется Д а н т е.
Д а н т е:
Поэт, напрасных слов остерегись
И голос свой не возвышай без цели,
Когда тебе не надоела жизнь.
Здесь, как ты видишь, многие б хотели
С тобою счёты раз и навсегда
Свести за песни, что их нрав воспели.
Когда открыться нам придёт нужда,
Тогда себя и призовём к ответу,
Чтоб нас не погубила их вражда.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Я твоему последую совету,
Но ты мне должен больше рассказать
О тех, кто мрак предпочитает свету.
Где мы сейчас? Не в силах я понять.
Д а н т е:
Мы в круге первом – так тебе скажу я,
Чтоб объяснений смысл не усложнять.
Здесь на пути из комнаты в другую
Тебе предстанут образы твои,
Что истребляли плоть свою живую
Излишествами плоти. Литии
Они провозглашают лишь безделью
И хмелю красно-розовой струи,
И дебоширству да дурному зелью.
Ты должен стороной их избегать,
Как ни хотелось бы примкнуть к веселью.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Что, если не смогу я удержать
Себя от их манящего соблазна?
Скажи, учитель, ты ведь должен знать.
Д а н т е:
Не торопись познать все тайны сразу.
Пока – за мной бестрепетно иди,
Не расточая слуха льстивым фразам.
Явление III.
Ярко освещается часть сцены, бывшая до этого затемнённой. Стол, несколько стульев. На столе беспорядочно расставлены полупустые бутылки со спиртным, стаканы, какая-то закуска.
У стола – Х а б и б у л и н, В е р в о л ь ф и М и с т е р Т а й с о н в окружении гостей обоего пола со стаканами в руках. Картина пьяного веселья.
Звучит вступление к песне «Змеиный отель».
В е р в о л ь ф:
*Компанией тесной сидим за столом
И заправляем желудки вином,
Мы знаем друг друга давно, и всегда
Наша дружба крепкой и верной была.
Вот щекастая дама по имени Лида –
Желта и сладка, как узбекская дыня,
Не ест ничего, повесила нос,
У крошки случился крутой передоз.
Да и ещё б не случиться, ведь я ей вчера,
Когда позвонить выходила она,
Циклодола обойму насыпал в стакан,
А после пел песни и хохотал.
А вот – Хабибулин с разбитым лицом,
Прибор перевязан стерильным бинтом.
Повреждены и мясо и кость –
Кто-то вонзил в него ржавый гвоздь.
И завсегдатай отеля – подопытный Змей,
Напоенный мной до зелёных чертей,
Теперь без штанов, вниз головой,
Висит он в сортире и брызжет слюной!
А мы, как и прежде, сидим за столом,
И заправляем желудки вином,
Но мы знаем друг друга, дотоле всегда
Наша дружба крепкой и верной была!*
Х а б и б у л и н (нетрезвый и раздражённый):
Вот взять бы, да и мордой об колено!
Не зря Вервольфом ты зовёшься здесь –
Ну кто тебя просил, какого хрена
С приколами везде своими лезть?
Возьмут и ненароком ласты склеют,
А мне за них потом — на нары сесть?
В е р в о л ь ф (лениво отмахиваясь от Х а б и б у л и н а):
Чувак, расслабься. Склеить не успеют.
Ковёр-другой, пожалуй, облюют,
Глядишь, наутро и повеселеют.
Звучит вступление к песне «Хабибулин»
Х а б и б у л и н:
Ты в доме, что ль, хозяин? Мой уют
Так запросто обгадить разрешаешь?
А старики потом — меня убьют!
*Ведь папа с мамой, уехав в Европу, оставили мне квартиру.
Вы приходили ко мне каждый день с красно-розовым эликсиром.
И, отдавая дань вину, умирали один за другим,
А я был самым стойким бойцом, я всегда оставался живым!
Г о с т и:
Эй, Хабибулин!
Эй, Хабибулин!
Х а б и б у л и н:
Вы приводили ко мне своих дам, но половой супермен
Выгонял вас вон и враз уводил их себе в гарем.
Бывший до этого в прострации М и с т е р Т а й с о н неожиданно поднимает голову от стола.
М и с т е р Т а й с о н (нетрезвым голосом, с уважением указывая на Х а б и б у л и н а):
И если собрать вместе всех женщин, которых любил он –
Тогда придётся в срочном порядке арендовать стадион!
Г о с т и:
Эй, Хабибулин!
Эй, Хабибулин!*
Д а н т е и Ч е л о в е к в ш л я п е подбираются поближе к пьяной компании.
Ч е л о в е к в ш л я п е (вспоминая):
Поведай, Данте, что это за люд,
Разгулу предающийся беспечно?
Мне ведомы собравшиеся тут?
Д а н т е:
Не в радость – радость, длящаяся вечно.
И наслажденье обратится в боль,
Когда б оно тянулось бесконечно.
Вот – Хабибулин. А вон тот – Вервольф.
И Мистер Тайсон – между ними прямо.
Ты сам им предписал такую роль –
Своим безумствам следовать упрямо.
Но если не заметят нас они,
Быть может, нас минует эта драма.
Будь начеку и голову пригни.
Х а б и б у л и н:
*Папа с мамой вернутся из Европы с чемоданами и рюкзаками –
А сын их лежит на грязном диване с открытыми глазами.
Пусто в квартире – всё разнесли его друзья и подруги!
В е р в о л ь ф (ехидно):
Мама с упрёком посмотрит на сына – а по сыну ползают мухи!
Г о с т и (подхватывают, не дослушав):
Эй, Хабибулин!
Эй, Хабибулин!*
Х а б и б у л и н не выдерживает и бьёт В е р в о л ь ф а наотмашь. Не ожидавший нападения В е р в о л ь ф от удара падает навзничь и отключается.
М и с т е р Т а й с о н внимательно наблюдает за дракой из-за стола. После удара Х а б и б у л и н а с трудом встаёт, подходит к нему и уважительно, с пониманием дела, хлопает по плечу.
М и с т е р Т а й с о н (начинает речитативом, без музыки, в свободном темпе):
*Ты хочешь быть стройным,
Ты хочешь быть умным,
И таким же красивым,
Как мистер Тайсон!
Звучит вступление к песне «Мистер Тайсон».
М и с т е р Т а й с о н:
Чем надо чистить зубы,
Чтоб откусить человеку ухо?
Сколько надо выпить пива,
Чтобы стала такой же толстой шея?
Ты хочешь быть стройным,
Ты хочешь быть умным,
И таким же красивым,
Как мистер Тайсон!
Г о с т и:
О-о-о, трэш-угар сегодня,
О-о-о, трэш-угар вчера!
Тем временем ударенный В е р в о л ь ф незаметно для окружающих приходит в себя.
В е р в о л ь ф:
И ты полез в научную книгу,
Узнать, откуда берутся дети,
Изучая Дарвина, понял,
Что в этой жизни тебе не светит
Стать таким же стройным,
Стать таким же умным,
И таким же красивым,
Как мистер Тайсон!
М и с т е р Т а й с о н (не обращая внимания на реплику В е р в о л ь ф а):
Но, несмотря на размеры озоновых дыр,
Ты, как ни странно, всё ещё жив,
И местами даже здоров,
И силён почти как бог!
В е р в о л ь ф (ехидно):
Пусть не очень стройный,
Пусть не очень умный,
И не такой красивый,
Как мистер Тайсон!
Г о с т и:
О-о-о, трэш-угар сегодня,
О-о-о, трэш-угар всегда!*
Х а б и б у л и н снова бросается на В е р в о л ь ф а. В е р в о л ь ф, ожидавший на этот раз нападения, уклоняется в разные стороны от ударов.
Пользуясь общим гвалтом и потасовкой, Д а н т е и Ч е л о в е к в ш л я п е пытаются незаметно для всех пересечь «Змеиный отель» и добраться до выхода. Неожиданно их замечает М и с т е р Т а й с о н и бросается наперерез.
Явление IV.
М и с т е р Т а й с о н:
Какие люди с нами дружбу водят!
Что ж по домам так рано собрались?
До времени отсюда не уходят!
М и с т е р Т а й с о н теснит Ч е л о в е к а в ш л я п е и Д а н т е на освещённое пространство возле стола. Остальные бросают драку и, наконец, обращают внимание на вновь пришедших.
Ч е л о в е к в ш л я п е (к Д а н т е):
Что делать, Данте? Мы почти спаслись!
Д а н т е не успевает ответить. Вмешивается Х а б и б у л и н и остальные антагонисты, оттирая Ч е л о в е к а в ш л я п е всеми силами от Д а н т е, старающегося держаться рядом с ним.
Х а б и б у л и н:
Привет, создатель, милый наш родитель!
Не чаяли и ждать, но дождались,
Невзгод моих безжалостный вершитель!
Ха! Я могу представить, что тебе
Про нас наплёл сей сумрачный сказитель,
И о твоей незавидной судьбе,
Которую мы здесь тебе готовим!
Д а н т е (Ч е л о в е к у в ш л я п е, через голову Х а б и б у л и н а):
Не верь ему – он сведущ в ворожбе!
Х а б и б у л и н:
Ты скучен, Данте! Пьём и пустословим.
Ч е л о в е к в ш л я п е (к Д а н т е, в смятении):
Учитель, помоги мне!
В е р в о л ь ф:
Боже ж мой!
Подумать, мы тебя силками ловим!
Уставший, одинокий и больной,
Без всякого чужого принужденья –
Своею волей к нам зашёл домой,
И дорогому гостю в угожденье
Здесь все вокруг готовы услужить,
И стол накрыт, и стынет угощенье.
Д а н т е (Ч е л о в е к у в ш л я п е):
Будь осторожен, если хочешь жить!
М и с т е р Т а й с о н:
Уймись уже, зануда и святоша,
И не мешай нам за знакомство пить!
(К Ч е л о в е к у в ш л я п е)
Счастливым ветром, друг, ты к нам заброшен.
(В сторону)
Налейте опоздавшему штрафной,
Как говорят, своя не тянет ноша.
(К Ч е л о в е к у в ш л я п е):
Горящих труб остервенелый зной
Лечить подобным мудрецы учили,
Держи стакан – что смотришь, как чумной?
Ч е л о в е к в ш л я п е нерешительно берёт стакан из рук М и с т е р а Т а й с о н а.
За тех, кого навеки заточили,
За сон цветной и тех, кто им объят,
За встречу!
Д а н т е:
Стой! Не пей! В стакане – яд!
Звучит вступление к песне «Яд».
Ч е л о в е к в ш л я п е:
*Подавленный дух, испуганный взгляд,
И демоны все, как один, говорят –
Из тех, кто пришёл, никто не вернётся назад!
И каждое слово кроет обман,
И мир за окном пуст, как барабан…
Х а б и б у л и н:
Пусто внутри – и поэтому полон стакан!
Г о с т и:
Мама, это яд, это яд!
Мама, это яд, это яд!
Мама, это твои слёзы в ампулах,
Мама, это твоя кровь в вине,
Мама, не пей, мама, это яд!
В е р в о л ь ф:
Всё равно – СПИД или рак,
Грядущее – пепел, прошлое – мрак,
Срази меня гром, если это не так!
М и с т е р Т а й с о н:
Непознанный бог, который внутри,
Сам расставит точки над «i»
В тот день, когда завершится твой жизненный путь!
Г о с т и:
Мама, это яд, это яд!
Мама, это яд, это яд!
Мама, это твои слёзы в ампулах,
Мама, это твоя кровь в вине,
Мама, не пей, мама, это яд!*
Х а б и б у л и н, В е р в о л ь ф, М и с т е р Т а й с о н и их гости окружают Ч е л о в е к а в ш л я п е со стаканом в руках и двигаются вокруг него так, что между ним и Д а н т е постоянно оказывается живая стена. Гримасничают, жестикулируют. Ч е л о в е к у в ш л я п е всё труднее сопротивляться их уговорам.
Ч е л о в е к в ш л я п е (кричит, в отчаянии ища глазами Д а н т е):
Услышь меня, мой проводник сквозь ночь!
Не в силах побороть я искушенья –
Скажи скорей, как мне себе помочь!
Д а н т е (спокойно, но громко и внятно, перекрывая шум и продолжающую звучать музыку):
Вот способ, чтоб остановить круженье
Вокруг тебя твоих творений злых
И замыслов увидеть их крушенье.
Ты словом к жизни вызвал неживых,
И только слово их унять способно.
Произнеси им вслух уместный стих,
Чтоб супротивным прозвучал надгробно,
И тени их растают в тот же миг!
Нет смысла ведать более подробно.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
А если слов я нужных не постиг
Или скажу не в лад?
Д а н т е:
Мне будет больно
Узнать, какой конец тебя настиг.
Ч е л о в е к в ш л я п е (из последних сил):
Довольно!
Все замирают от неожиданности. Каждый персонаж, кроме Д а н т е и Ч е л о в е к а в ш л я п е, остаётся на своём месте до конца музыкального номера.
Звучит вступление песни «Брат во Христе».
Ч е л о в е к в ш л я п е (спокойно и убедительно):
*У мёртвого Стикса, в отравленной зоне,
В гиблом месте, в проклятом доме
Жил до последнего дня.
(К В е р в о л ь ф у)
По рожденью был Крысой,
(К М и с т е р у Т а й с о н у)
По звёздам – Стрельцом,
(К Х а б и б у л и н у)
Бредил огнём и сжёг не одну
Тысячу ведьм на костре
Мой брат во Христе.
Вышел из дому в семь,
Купил в восемь,
Вкусил в девять,
Упал в десять,
Умер в десять ноль три,
Воскрес в понедельник,
Сбросил саван,
Вошёл в ванну,
Открыл кран
И ходил по воде
Мой брат во Христе.
Персонажи начинают двигаться, но характер движений совершенно отличается от предыдущих — судорожный, заторможенный и хаотичный. Они в прострации и уже ничем не угрожают Ч е л о в е к у в ш л я п е.
Перед входом в бессмертье
Свою душу
Вложил в песню, которую в небе
Не услышал никто
И в ожидании тщетном
Святым камнем
Написал своё имя на песке
И канул в Лету
Мой брат во Христе!*
С последними словами музыка обрывается, свет на сцене гаснет, только фигуры Ч е л о в е к а в ш л я п е и Д а н т е остаются освещёнными. Остальные персонажи падают, замирают на месте или исчезают в темноте.
Раздаётся оглушительный треск и вой пламени. Ярко вспыхивает огонь на экране задника сцены. Полная тишина.
Явление V.
Ч е л о в е к в ш л я п е (отнимая руки от лица):
Что с ними сделал я?
Д а н т е (после паузы):
Они нашли
Покой, о коем так давно мечтали
И к бытию другому перешли –
Так я скажу.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Мой проводник, нельзя ли
Узнать, что дальше ожидает нас?
Д а н т е (непреклонно):
Мы времени изрядно потеряли,
А Солнце входит во второй свой час,
И промедленье нужно нам едва ли.
Все люди – братья. Но по воле рока
Из них ко злу склоняются одни,
За что другие ранят их жестоко.
И те, и эти люди искони
Подобны белке, в колесе бегущей,
Трудом неплодным расточая дни.
Единый путь, тебя из тьмы влекущий –
Повторным злом не отвечать на зло.
Тогда узрит конец пути идущий.
Медленно поворачивается и движется к выходу. Ч е л о в е к в ш л я п е некоторое время смотрит ему вслед, потом бросается за ним. Скрипит и хлопает дверь. Свет на сцене гаснет.
Голос Ч е л о в е к а в ш л я п е:
И вновь вослед ступаю за вождём,
Оставив дверь надёжно затворённой.
Уже иным мы движемся путём,
И я — во тьме, ничем не озарённой.
ПЕСНЬ III
Интерлюдия.
Звучит вступление к песне «Маленькая девочка». Действие интерлюдии разворачивается под аккомпанемент студийной версии песни на протяжении всего времени её звучания, и реализуется от начала и до конца средствами пантомимы без речей.
Сцена всё ещё затемнена, на фасаде Дома всё так же горит огонь. Из затемнения появляется М а л е н ь к а я д е в о ч к а, похожая на девочку с обложки альбома группы «Крематорий» «Мифология». Её лицо заплакано, длинные волосы распущены и спутаны, в руках сломанная кукла. Весь её вид говорит о том, что ей страшно, одиноко и плохо.
Навстречу М а л е н ь к о й д е в о ч к е с другого конца сцены появляется Ч е л о в е к в ш л я п е. Вначале останавливается от неожиданности, затем с опаской подходит к ней ближе. Д е в о ч к а явно рада тому, что её одиночество наконец нарушено. Она так же осторожно двигается навстречу Ч е л о в е к у в ш л я п е, потом неожиданно бежит к нему и обнимает его.
Ч е л о в е к в ш л я п е тронут доверием ребёнка. Он начинает успокаивать её: берёт куклу и исправляет в ней сломанное, расчёсывает волосы, стирает платком следы слёз с её лица. Шарит по карманам, достаёт зеркальце и, встав на колени, показывает М а л е н ь к о й д е в о ч к е её отражение: «так гораздо лучше».
Д е в о ч к а смотрит и улыбается в первый раз за всё время, проведённое на сцене. Ч е л о в е к в ш л я п е улыбается в ответ и протягивает ей зеркальце.
Д е в о ч к а с радостью берёт подарок, увлечённо рассматривает его и себя в нём. Садится на сцену и знаком предлагает Ч е л о в е к у в ш л я п е сесть рядом с ней. Ч е л о в е к в ш л я п е садится рядом, о чём-то недолго говорит с Д е в о ч к о й. Потом устало ложится на спину, так, что его голова оказывается лежащей у неё на коленях.
М а л е н ь к а я д е в о ч к а снимает с поэта шляпу, гладит его по волосам. Ч е л о в е к в ш л я п е закрывает глаза и засыпает. Освещение сцены медленно гаснет вместе с окончанием песни, остаётся лишь горящий на фасаде огонь.
Явление I.
Сцена в декорациях обычной жилой комнаты, больше всего похожей на спальню. Человек в шляпе просыпается в одиночестве на полу, неподалёку от огромной, тщательно и со вкусом расстеленной кровати. Судя по всему, окружающая обстановка его не пугает, наоборот – кажется ему знакомой.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Так то был сон? Какой кошмарный сон,
Из разума чудовищ породивший!
И как внезапно оборвался он!
В моей груди не сердце – ком застывший.
От ужаса, что вынести пришлось,
Едва ль рассудок сохранит почивший.
Прислушивается к своим мыслям.
Мне, кажется, почти что удалось,
Но продолженья – не переживу я.
Явление II.
В одной из дверей появляется П е р в а я Б е л а я м у м и я. Её облачение напоминает платье Т а н и из Песни I, но выглядит пугающе. Лица не видно – оно завешено вуалью или другим образом закрыто от взгляда, неузнаваемо. Понятно только, что фигура под одеждой женская.
П е р в а я Б е л а я м у м и я:
Что, друг мой, хорошо ль тебе спалось?
Ч е л о в е к в ш л я п е (отшатывается в испуге):
О, чёрт!
П е р в а я Б е л а я м у м и я (саркастически):
Кто поминает чёрта всуе,
Его увидеть обречён не раз,
Но ты – попал в компанию иную.
Явление III.
На сцене появляются В т о р а я и Т р е т ь я Б е л ы е м у м и и, так, что окружают Ч е л о в е к а в ш л я п е со всех сторон, перекрывая ему путь к отступлению.
В т о р а я Б е л а я м у м и я:
А мне казалось, ты узнаешь нас –
О ком твердил учитель всю дорогу?
Т р е т ь я Б е л а я м у м и я:
Кто ждёт тебя, забыв свой смертный час?
Звучит вступление к песне «Пир белых мумий».
П е р в а я Б е л а я м у м и я:
*Пир белых мумий – праздник для всех,
Самое время вспомнить о тех,
Тех, кто двигался с вами,
Кто был одним из вас.
В т о р а я Б е л а я м у м и я:
Взгляни на небо ещё один раз,
Брось пепел в урны, вспомни сейчас
Тех, кто двигался с вами,
Кто был одним из вас.
Т р е т ь я Б е л а я м у м и я:
Пир белых мумий – хлеб и зола,
По той дороге ещё вчера
Ты двигался с нами,
Ты был одним из нас.
В с е в м е с т е:
Ты двигался с нами,
Ты был одним из нас!*
Ч е л о в е к в ш л я п е (в панике):
На помощь! Данте!
П е р в а я Б е л а я м у м и я (разочарованно):
Глуп же ты, ей-богу.
Ч е л о в е к в ш л я п е (тоном ниже, от неожиданности):
С чего я глуп?
В т о р а я Б е л а я м у м и я:
С того, что ждёшь совет
И молишь о надежде и спасеньи
Того, кого ты сам придумал.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Нет!
Т р е т ь я Б е л а я м у м и я:
Неровен час – закончится везенье,
И в жёлтый дом без памяти войдут
И ты, и он, и прочие виденья.
Ч е л о в е к в ш л я п е (сухо):
Окей, допустим. Что вам нужно тут?
Т р е т ь я Б е л а я м у м и я:
Тебя и вправду пожалеть осталось.
Быть может, нам случайно показалось,
Что ты кого-то ищешь здесь окрест?
Ч е л о в е к в ш л я п е (со смятением в голосе):
Вам знать о том едва ли полагалось…
П е р в а я Б е л а я м у м и я:
Здесь нету тайн!
(издевательски, как будто передразнивая чужие слова)
Из всех возможных мест
Чья суженая этот дом избрала,
Чтобы нести свой вековечный крест?
Не раз тебя звала и ожидала
В неволе между небом и землёй,
И тщетно помощи твоей искала?
(неожиданно перестаёт ёрничать)
И вот – свершилось. Путь закончен твой.
Ч е л о в е к в ш л я п е (растерянно):
Закончен путь? Меня опять дурачат?
В т о р а я Б е л а я м у м и я (вкрадчиво, из-за спины Ч е л о в е к а в ш л я п е):
Или почти закончен.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Боже мой!
В т о р а я Б е л а я м у м и я (злорадно):
Здесь это имя ничего не значит.
Т р е т ь я Б е л а я м у м и я:
Печально, что тебя столь озадачил
Твой мнимый и безумный проводник.
Тут проще всё, чем кажется сначала.
Одна из нас – твой ангел и должник.
Одна из нас – в разлуке истончала,
Одна из нас – спасение твоё,
(произнося, указывает на двух других)
Одна из трёх – не много и не мало.
П е р в а я Б е л а я м у м и я:
Свободен будешь – коль найдёшь её.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
А что случится, коль не угадаю?
Т р е т ь я Б е л а я м у м и я (с раздражением):
Да что с тобой случится, дурачьё!
А время даром я уже теряю –
Мужик ты или нет, в конце концов?
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Нет, ты не Таня, точно это знаю!
Язык толпы – примета подлецов!
В т о р а я Белая м у м и я (иронически):
Поэт обижен, как я понимаю.
Что ж, есть на что. А как насчёт меня?
Раздвигает на себе платье, демонстрируя Человеку в шляпе обнажённое тело под ним.
Я так ждала, я жажду, я пылаю!
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Ожоги в сердце бережно храня,
Я помню, как горели наши ночи,
Но твоего не узнаю огня.
В т о р а я и Т р е т ь я Б е л ы е м у м и и отворачиваются от Ч е л о в е к а в ш л я п е.
П е р в а я Б е л а я м у м и я (с плохо скрытой угрозой):
Страшись, поэт, твой выбор всё короче,
Молю тебя, не ошибись сейчас,
Когда остаться здесь навек не хочешь.
Итак, услышать твой хочу ответ.
Не я ли?
Ч е л о в е к в ш л я п е коротко и мучительно думает.
Ч е л о в е к в ш л я п е (отчаянно):
Нет! Не ты! Здесь Тани – нет!
Раздаётся удар грома. Свет на сцене на мгновение гаснет, потом снова загорается, но становится мерцающим и неверным. По декорациям бегают тени, на экран и стены проецируются оккультные знаки и угрожающие фигуры.
Во время затемнения П е р в а я Б е л а я м у м и я срывает с себя маску и драпировку. Остаётся в образе Б е з о б р а з н о й Э л ь з ы.
Б е з о б р а з н а я Э л ь з а:
*Безобразная Эльза, королева флирта,
С банкой чистого спирта я спешу к тебе.
Нам за тридцать уже, и всё, что было,
Не смыть ни водкой, ни мылом с наших душ.
Ведь мы живём для того, чтобы завтра сдохнуть,
Мы живём для того, чтобы завтра сдохнуть!
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Безобразная Эльза, ну что ты шаришь глазами,
И, как зверушка, когтями скребёшь по стеклу?
Всё, что было, прошло!
Б е з о б р а з н а я Э л ь з а:
Так значит, надо добавить
Ещё, чтобы стало светлей хотя бы на миг.
Ведь мы живём для того, чтобы завтра сдохнуть,
Мы живём для того, чтобы завтра сдохнуть!*
Ч е л о в е к в ш л я п е отшатывается и натыкается спиной на ожидающую его В т о р у ю Б е л у ю м у м и ю. Во время затемнения она срывает с себя маску и драпировку и остаётся в образе Л и д ы.
Л и д а:
*Рукоблудница Лида избегала интима,
Гордо носила своё непорочное имя.
Вышла замуж за киборга рукоблудница Лида.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Это выглядит дико!
Л и д а:
Зато никакого СПИДа!
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Из-за этой сучки Ван Гог отрубил себе ухо,
Из-за этой сучки Мураками вспорол себе брюхо!
Л и д а (пытаясь обнять Ч е л о в е к а в ш л я п е, прижимаясь к нему всем телом):
Но если б женой твоей стала рукоблудница Лида,
Ты бы выглядел дико — зато б не умер от СПИДа!*
Ч е л о в е к в ш л я п е вырывается, пытаясь бежать. Дорогу преграждает Т р е т ь я Б е л а я м у м и я, во время затемнения сорвавшая с себя маску и драпировку и оставшаяся в образе О л и.
О л я:
*Дай-ка папироску — я в рот
Засуну, как соску,
Поставим что-то громко
Из русского рока.
Пусть рядом кобелёк пегий —
В голове одна клетка, да и та
Работает редко.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Вот до чего
Дошла девочка Оля
От курения и алкоголя!*
Б е з о б р а з н а я Э л ь з а, Л и д а, О л я окружают мечущегося и испуганного Ч е л о в е к а в ш л я п е. Э л ь з а протягивает ему флягу со спиртным, Л и д а — кожаную плеть, О л я — самокрутку с марихуаной.
Явление IV.
Голос Д а н т е (флэшбэк Ч е л о в е к а в ш л я п е):
Вот способ, чтоб остановить круженье
Вокруг тебя твоих творений злых
И замыслов увидеть их крушенье...
Ч е л о в е к в ш л я п е (подхватывает и продолжает, вспоминая):
Я словом к жизни вызвал неживых,
И только слово их унять способно.
Произнести им вслух уместный стих,
Чтоб супротивным прозвучал надгробно,
И тени их растают в тот же миг!
Звучит вступление песни «Маша».
Ч е л о в е к в ш л я п е (в лицо Л и д е):
*У каждой Лиды должен быть
Маленький питбуль,
Всегда готовый исполнить твист,
Если скажут: «Танцуй...
Л и д а довольно ухмыляется.
Человек в шляпе:
…или умри!»
Л и д у отбрасывает, как от удара. С этого момента все движения антагонистов Ч е л о в е к а в ш л я п е, после того, как он обращается к ним, становятся похожими на аналогичные из Песни II.
Ч е л о в е к в ш л я п е (в лицо О л е):
Одни и те же танцы день за днём?
Дорога в скучный рай?
А что б ты сделала, если б вдруг
Тебе сказали: «Стреляй — или умри!»
О, если б я был Иисусом Христом,
Я сказал бы тебе:
«Не целуй без любви, Оля, не целуй без любви,
А не то быть беде!»
Подходит к Б е з о б р а з н о й Э л ь з е.
Все видят, как идёт из окон дым,
Но никто не знает, где дверь.
Слева Голгофа, справа Рим,
А ты — как хочешь, верь, или умри!
О, если б я был Иисусом Христом,
Я сказал бы тебе:
«Не целуй без любви, Эльза, не целуй без любви,
А не то быть беде!»*
Б е з о б р а з н а я Э л ь з а, Л и д а и О л я с силой бросают себе под ноги свои атрибуты, которые всё ещё продолжают держать в руках, и опрометью разбегаются в разные стороны, исчезая со сцены. С последними словами Ч е л о в е к а в ш л я п е музыка обрывается, свет на сцене гаснет, только его фигура остаётся освещённой.
Раздаётся оглушительный треск и вой пламени. Ярко вспыхивает огонь на экране задника сцены. Полная тишина.
Явление V.
К Ч е л о в е к у в ш л я п е из темноты выходит Д а н т е.
Д а н т е:
Ты, верно, думал — разошлись в пути?
Поэт, запомни: в этой тьме глубокой
Тебя и дальше буду я блюсти.
Ч е л о в е к в ш л я п е (с упрёком):
Ушёл благой отец, и одиноким
Остался я, и в голове моей
И «да», и «нет», творили спор жестокий.
Д а н т е:
Я рядом был, и смысл твоих речей
Мне ведом был вполне, и так отрадно
Узнать, что игры стоили свечей.
Словам моим поверив безоглядно,
Ты мудро и отважно речь повёл,
И чары лжи отбросил беспощадно.
Я лишь добавлю – худшему из зол
Ложь и обман всегда исправно служат,
И род любой для совести тяжёл.
Но прочего обмана злей и хуже —
Неискренность в любви. И в ней исток
И ревности обманутого мужа,
И алчности ведущих грязный торг,
И ложе оскверняющих деньгами,
И тайных игр того, кто одинок.
О, вы, отягощённые долгами!
Един лишь долг взаимности любви
Пребудет пусть вовеки между вами.
И в скорбный час на помощь призови
Любовь свою — и светлой этой мерой
Измерь дела чужие и свои.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Мой друг, поведай, что нас дальше ждёт,
Пока словам твоим внимаю с верой?
Д а н т е (отвечает не сразу):
Ты миновал круги второй и первый,
А в круге третьем — чудным миражом
Покажутся тебе седые стервы.
(с неожиданной силой)
Но ждут тебя за дальним рубежом!
Поворачивается и уходит со сцены. Ч е л о в е к в ш л я п е покорно следует за ним.
Голос Ч е л о в е к а в ш л я п е:
Затем мой вождь пошёл, слегка рассержен,
Широкой поступью и хмуря лоб,
И я от тех, кто бременем удержан,
Направился по следу милых стоп.
ПЕСНЬ IV
Явление I.
Конструкция сцены и декорации – часть большого зала, оформленного для проведения собрания или ритуала. Глубина сцены перекрыта подвесом, подвижными порталами или иным образом скрыта от наблюдения.
Из-за преграды доносятся глухие звуки: удары в колокол, чьи-то сдавленные крики, скандирование, ритмичные песнопения.
Звучит вступление к песне «Мир, полный любви».
Ч е л о в е к в ш л я п е:
*Я не знаю, что это — явь или сон?
Падает небо или рушится трон?
Или снова бьют кулаком из свинца
Новые варвары в колокола?
Д а н т е:
Безумная вера в заповеди зла —
Это то, что всегда было свойственно им.
Виселицы, тюрьмы, позорные столбы —
Это то, что когда-то придумали они!
Ч е л о в е к в ш л я п е (задумчиво):
Я так хотел бы
Поверить, что это не тлен,
И, пройдя лабиринтами стен,
Отыскать и открыть
Забытую дверь
В мир, полный любви!*
Явление II.
Неожиданно преграда исчезает, сценическое пространство освещается мрачным светом.
На заднике сцены – огромное изображение Медузы Горгоны (узнаваемая копия с любой известной классической картины). Перед ним в молитвенных позах (на коленях, с поднятыми руками, стоя со склонённой головой и подобных им) и спиной к зрителям находятся З о м б и, его окружение и свита (П а в л и к М о р о з о в, К а л и г у л а, А д о л ь ф, И у д а, Б р у т, М а г о м е т и др.).
Все персонажи костюмированы в соответствии с их историческим или символическим образом (Б р у т и К а л и г у л а – в римские тоги, П а в л и к М о р о з о в — как пионер 30-х годов, у И у д ы – кошель с медяками на поясе и верёвка с петлёй на шее, А д о л ь ф в эсэсовском мундире со свастикой, М а г о м е т в снаряжении исламского смертника и чёрной балаклаве с полумесяцем, и т.п.), двигаются и ведут себя соответственно.
З о м б и:
*О Медуза Горгона, кровавая ведьма!
Мы, как верные слуги, идём за тобой!
Брут и Иуда — первоклассные актёры,
Я никак не нарадуюсь их игрой!
С в и т а З о м б и:
О Медуза Горгона, Медуза Горгона, Медуза Горгона!
З о м б и:
Фиолетовый джентльмен с пустыми глазами,
Брат Калигулы, сын Магомета,
Вспомни о том, как в то сладкое время
Мы всерьёз увлеклись ловлей ветра,
И бесноватый ефрейтор был первым на старте,
И, никак не решаясь взглянуть на табло,
До сих пор он гоняется за собственной тенью,
Но я знаю, что он не настигнет её!
Мне сказала об этом –
С в и т а З о м б и:
Медуза Горгона, Медуза Горгона, Медуза Горгона!
О Медуза Горгона!*
До определённого момента действия на двух уровнях сцены (Д а н т е с Ч е л о в е к о м в ш л я п е и поклонение Медузе Горгоне) не пересекаются. Персонажи, совершающие экстатический ритуал, увлечены и не замечают ни присутствия Д а н т е и Ч е л о в е к а в ш л я п е рядом с ними, ни их переговоров.
Д а н т е:
Друг мой, остерегайся тварей злобных.
Вот третий круг, в котором ты собрал
Мучителей, убийц и им подобных.
Смотри, сколь страшен чёрный их оскал –
За жизнь твою никто из этой своры
И гнутого гроша бы не подал.
Здесь тяжек шаг, опасны разговоры,
Здесь даже я, лишённый плоти дух,
Боюсь их нечестивого собора.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Но что мы можем? Десять – против двух?
Д а н т е (не сразу, печально):
Я был бы рад тебе помочь советом,
Но превозможет всё безумный круг.
Не знают правил те, кто проклят светом,
И ненависть к тебе их так сильна,
Что вряд ли слово может стать ответом.
Готовые врагу воздать сполна
Всё, что способна вымыслить их злоба;
Неведом путь мне, но стезя одна –
Пройдём мы, или здесь навеки – оба.
Ч е л о в е к в ш л я п е хватает Д а н т е за руку.
Ч е л о в е к в ш л я п е (с отчаянной решимостью):
Мне ярость ада менее страшна,
Чем если ты подумаешь невольно,
Что партия без боя мной сдана!
Явление III.
Ч е л о в е к в ш л я п е бросается в самый центр ритуала, прерывая поклонение Медузе и смешивая ряды с в и т ы З о м б и – так, что Д а н т е не успевает его удержать.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Довольно!
В первое мгновение с в и т а З о м б и повторяет немую сцену из Песни II. Но практически сразу после этого оживает и набрасывается на Ч е л о в е к а в ш л я п е с жестокими улыбками и гримасами. Ч е л о в е к в ш л я п е вынужден отбиваться. На впавшего в отчаяние Д а н т е никто не обращает внимания.
Звучит вступление песни «Павлик Морозов».
П а в л и к М о р о з о в:
*Ты раньше читал три главные книги,
А теперь ты вообще не читаешь книг,
Ты направляешь стопы свои к выходу,
Но неизменно упрёшься в тупик,
И если шёл впереди, то будешь стёрт в порошок!
З о м б и:
Ты видишь вокруг измождённые лица,
СПИД и плесень в крови,
Но снова стараешься прыгать, чтоб стать
Чуть выше своей головы,
Забыв о том, что ты – транзитный клиент психбольницы,
И что лежит твой путь в шелестящий дол!
А всё потому, что
С в и т а З о м б и:
Павлик Морозов жив!
Павлик Морозов жив!
Павлик Морозов жив,
Павлик Морозов живее всех живых!
Ч е л о в е к в ш л я п е (П а в л и к у):
В тело твоей родной мамы вошёл
Не один табун бравых мужчин,
А вышел обиженный богом кретин –
Её единственный сын!
П а в л и к М о р о з о в (цинично):
Из всех людей на земле
Я больше всего ненавижу её,
Не всё ли равно, как делать деньги?
С в и т а З о м б и:
Павлик Морозов жив!
Павлик Морозов жив!
Павлик Морозов жив,
Павлик Морозов живее всех живых!*
А д о л ь ф, улучив момент, срывает с Ч е л о в е к а в ш л я п е его шляпу, И у д а накидывает ему на шею свою петлю. Ч е л о в е к а в ш л я п е сбивают с ног и тащат за верёвку на возвышение сцены.
Персонажи, не участвовавшие в пленении, с хохотом вытаскивают на сцену огромное кресло, похожее на трон, и ставят его на возвышении под алтарём Медузы. В кресло усаживается З о м б и. Ч е л о в е к а в ш л я п е проводят по сцене и бросают к его ногам, он с трудом поднимается обратно на ноги.
З о м б и:
А ты не трус. Мне это по душе.
Таких всегда всего приятней мучать.
(К свите)
Смотрите, он в себя пришёл уже!
Ч е л о в е к в ш л я п е (с ненавистью):
Так начинай, коль подвернулся случай!
З о м б и:
Нет. Ты, мой друг, ещё не понял сам.
Здесь не скончанье прошлых злополучий,
А лишь начало.
И у д а (лениво играя кошельком):
К нам, как к небесам,
Взывать о милосердьи бесполезно –
Тут ни мольбам не внемлют, ни слезам.
Ч е л о в е к в ш л я п е (перебивая И у д у, презрительно):
Молить? Тебя? Благодарю любезно.
З о м б и (наблюдая с интересом за обоими):
Клянусь душой…
З о м б и и вся его свита гомерически хохочут.
Клянусь душой, он горд, как Люцифер!
(К Ч е л о в е к у в ш л я п е, яростно и с издёвкой):
Но Люцифера – призывает бездна!
Поэт, ты зря войти сюда посмел.
Там –
(указывает в направлении, откуда пришли Д а н т е и Ч е л о в е к в ш л я п е)
С жизнью б ты простился много слаще!
Уснул легко, без мук и тяжких пут!
(поднимается из кресла и кричит во весь голос, оборачиваясь к своему окружению):
Оставь надежду всяк сюда входящий –
Да будет суд!
Звучит вступление песни «Зомби». З о м б и и его присные надевают на себя шутовские подобия мантий, париков и других знаков судейского достоинства; в их руках появляются орудия пыток и казней – топоры, ножи, другие орудия мучений.
В небольшом отдалении объятый ужасом за судьбу Ч е л о в е к а в ш л я п е Д а н т е; он то бросается, пытаясь помочь Ч е л о в е к у в ш л я п е, то отворачивается, пытаясь не смотреть. Д а н т е удерживают двое из окружения З о м б и, то отбрасывая его прочь, то принуждая его наблюдать за происходящим насильно.
З о м б и:
*В моих руках – знамя,
В твоих глазах – брёвна,
Внутри тебя – пусто,
Внутри меня – много тебе подобных.
И у д а:
Ты лить любил воду?
А д о л ь ф:
Любил учить жизни?
К а л и г у л а:
И звал шагать в ногу,
Куда – не знал точно,
Мазаный дёгтем?
С в и т а З о м б и:
Зомби играет на трубе,
Мы танцуем свои танцы!
Ч е л о в е к в ш л я п е (с отчаянной смелостью):
Но видит Бог, скоро
Я отряхну прах с ног,
Плюну в небо и уйду, оставив вам свои сны!
Окружение З о м б и смеётся и передразнивает мимику, жестикуляцию и телодвижения Ч е л о в е к а в ш л я п е.
З о м б и (зловеще, в лицо Ч е л о в е к у в ш л я п е):
Я съел живьём крысу,
Я выпил кровь кобры,
Спалил дотла ведьму,
Собрал её пепел,
Посыпал им тело!
П а в л и к М о р о з о в (Ч е л о в е к у в ш л я п е):
А ты – кричал «Харе!»,
Пока хватало пойла,
Но, осушив море,
Не смог сам утром
Вспомнить его имя!
С в и т а З о м б и:
Зомби играет на трубе,
Мы танцуем свои танцы!
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Но видит Бог, скоро
Я отряхну прах с ног,
Плюну в небо и уйду, оставив вам свои сны!*
Музыка резко смолкает, остаётся лишь монотонное фоновое basso ostinato.
З о м б и (размеренно, подобно председателю суда, обращающемуся к присяжным):
Я обращаюсь к господам чиновным:
Каким вердикт сегодня будет ваш?
С в и т а З о м б и (хором, с жестокой радостью):
Да будет проклят и сочтён виновным!
Да будет проклят и сочтён виновным!
Да будет проклят и сочтён виновным!
Ч е л о в е к в ш л я п е почти теряет сознание и падает, но его грубо поддёргивают вверх за верёвку на шее.
З о м б и (с наигранным равнодушием):
Ну что ж, тогда кончаем – и шабаш.
Но выслушать готов я предложенья,
Какую примет смерть создатель наш?
Смелей!
И у д а (судорожно дёргая Ч е л о в е к а в ш л я п е за обрывок своей верёвки у него на шее):
Не сыщешь худшего мученья,
Чем добрая петля и крепкий сук!
А д о л ь ф (презрительно отталкивая И у д у в сторону):
Ты трус, Иуда! Тяжесть преступленья
Сойти не может слишком быстро с рук.
Травить таких всего приятней ядом…
К а л и г у л а (брезгливо, высоким женоподобным голосом):
Ни капли в вас фантазии, мой друг,
Ни капли в вас, и в тех, кто с вами рядом.
(с нежностью)
Есть дыба, плеть, испанский есть сапог,
Пила, игла и прочие снаряды –
Дабы он быстро умереть не смог!
З о м б и неожиданно бьёт К а л и г у л у наотмашь. К а л и г у л а отлетает, едва не падает, его ловят остальные участники свиты.
З о м б и (зло, вполголоса):
Как вы…
(немедленно поправляет себя, оглянувшись по сторонам)
Как мы могли забыть, кому мы служим?
С в и т а З о м б и неожиданно, но очень сильно пугается.
З о м б и:
Особый гость сегодня в наш чертог,
Особый случай нам сегодня нужен.
Как мы могли оставить не у дел
Закон и власть последнего приюта?
(кричит)
Медуза где? Чтоб он окаменел!
Всё окружение З о м б и, кроме тех, что удерживают Ч е л о в е к а в ш л я п е и Д а н т е, поворачивается лицами к изображению Медузы и вновь принимает позы поклонения.
В с е (кроме Ч е л о в е к а в ш л я п е и Д а н т е) исступлённо обращаются к изображению Медузы:
*О Медуза Горгона, кровавая ведьма!
Мы, как верные слуги, идём за тобой!
Медуза Горгона, Медуза Горгона, Медуза Горгона!
О Медуза Горгона!*
Д а н т е (изо всех сил пытаясь перекричать нечестивое собрание):
Закрой глаза иль отвернись! Ужасно
Увидеть лик Горгоны! К свету дня
Вернуть тебя ничто не будет властно!
Явление IV.
Голоса молящихся и музыка сливаются в оглушительном диссонансе. Свет пульсирует. У изображения Медузы медленно загораются глаза. З о м б и и его с в и т а отталкивают от себя Ч е л о в е к а в ш л я п е, так, чтобы он оказался прямо перед алтарём.
Ч е л о в е к в ш л я п е оказывается спиной к зрительному залу на авансцене; его антагонисты поворачиваются к нему лицами и спиной к изображению Медузы, жадно наблюдая за беспомощным ужасом Ч е л о в е к а в ш л я п е и выражая свой восторг и удовольствие. Д а н т е по прежнему держат; он отчаянно пытается вырваться.
Неожиданно на сцену выбегает М а л е н ь к а я д е в о ч к а. Она бросается к Ч е л о в е к у в ш л я п е и протягивает ему подаренное зеркальце. Действие дублируется крупным планом (рука М а л е н ь к о й д е в о ч к и, протягивающая зеркальце и берущая его рука Ч е л о в е к а в ш л я п е) в slow motion на экране над задником сцены.
Глаза Медузы внезапно и ярко вспыхивают. Ч е л о в е к в ш л я п е закрывает глаза прижавшейся к нему спиной М а л е н ь к о й д е в о ч к и свободной рукой, торопливо отворачивает голову и выставляет зеркальце перед собой – сначала прямо перед горящими глазами Медузы, потом обводит им застывшую с в и т у З о м б и, давая им увидеть отражение убийственного взгляда.
Свет на сцене гаснет, освещёнными остаются только фигуры Ч е л о в е к а в ш л я п е и М а л е н ь к о й д е в о ч к и. Остальные персонажи исчезают в темноте. На экране над сценой чёрно-белыми слайдами резко сменяют друг друга крупные фотографии химер собора Нотр-Дам де Пари, символизируя окаменевших. Каждая смена кадра сопровождается звуком удара молота о камень. Слайды меняются приблизительно один раз в секунду.
Так продолжается около десяти секунд. После этого раздаётся оглушительный треск и вой пламени. Ярко вспыхивает огонь на экране задника сцены. Полная тишина.
Явление V.
Голос Д а н т е (медленно):
Свободен путь…
Д а н т е появляется на возвышении, повторяя с Ч е л о в е к о м в ш л я п е сцену с Т а н е й из Песни I.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Учитель!
Находит глазами Д а н т е.
Почему
Печален облик твой, благой и мудрый?
Д а н т е (неторопливо и грустно):
Мне молвить это трудно самому.
Ты преуспел в науке многотрудной,
Но впредь идти придётся одному
Тебе дорогой светлой и безлюдной
К единственному счастью своему.
Ч е л о в е к в ш л я п е делает резкий возражающий жест. Бросается к Д а н т е, но не может ни достать до него, ни попасть к нему.
Д а н т е (непреклонно):
Пристанище души её ревниво
Ко всем, кто посещает часто тьму –
Оно столь чутко, нежно и пугливо,
Что мне порога не переступить –
Я не из тех, кто был любим счастливо.
М а л е н ь к а я д е в о ч к а отрывается от Ч е л о в е к а в ш л я п е, делает несколько шагов, потом почти бегом возвращается к нему и берёт за руку. Ч е л о в е к в ш л я п е медлит.
Д а н т е (почти с нетерпением):
Тебя не в силах я поторопить,
Но долго здесь опасно оставаться.
Ч е л о в е к в ш л я п е (глухо):
Скажи, мой друг, кто смог бы укрепить
Мой слабый дух, сто раз готовый сдаться,
Когда б не ты?
Д а н т е (перебивает, повелительно):
Довольно слов, поэт!
Там – ждут тебя, а мы должны расстаться.
Но я прошу: вернувшись в милый свет,
Напомни людям, что я жил меж ними –
Вот мой последний сказ и мой ответ.
Д а н т е медленно поворачивается и исчезает с возвышения.
М а л е н ь к а я д е в о ч к а ещё раз настойчиво тянет Ч е л о в е к а в
ш л я п е за руку. Он ещё раз бросает взгляд туда, где недавно стоял Д а н т е, и, вслед за М а л е н ь к о й д е в о ч к о й уходит со сцены.
Голос Ч е л о в е к а в ш л я п е:
Неверным шагом, робостью томимы,
Но жажду встречи искренне тая
Во глубине души, на путь незримый
Вступили вновь – мой проводник и я.
ПЕСНЬ V
Явление I.
Сцена в декорациях подъезда начала 80-х годов, в котором собирается неформальная молодёжь. Лестница, обшарпанные почтовые ящики, на стенах названия групп, «пацифики», другие граффити того времени. Самый большой рисунок – крылатый слон и осёл, парящие в облаках. Лестница ведёт на площадку второго этажа.
Ч е л о в е к в ш л я п е в одиночестве вбегает на сцену. Жадно рассматривает рисунки на стенах, прикасается к деталям обстановки.
Звучит вступление к песне «Таня».
Ч е л о в е к в ш л я п е:
*А у Тани на флэту
Был старинный патефон,
Железная кровать и телефон,
И больше всех она любила Rolling Stones,
Janis Joplin, T-Rex и Doors!
И у Тани на стене
Нарисовал я облака
И слона с ослом, летящих в никуда,
И она ложилась спать,
Схватив слона за крыла,
И просыпалась с хвостом осла!*
Явление II.
На лестнице, ведущей вверх, внезапно появляется П е р в а я Г и е н а. Музыка обрывается.
П е р в а я Г и е н а (с издёвкой):
Что, жаль, что она умерла?
Ч е л о в е к в ш л я п е бросается назад, туда, откуда он недавно вышел, но дорогу ему преграждают В т о р а я и Т р е т ь я Г и е н ы.
В т о р а я Г и е н а (картинно вытирая лоб):
Ты, право, нам порядком досадил!
Ч е л о в е к в ш л я п е (приходя в себя, вызывающе):
Подите прочь!
П е р в а я Г и е н а (обрывает Ч е л о в е к а в ш л я п е):
Довольно лицемерить!
Тебя старик безумный убедил,
Что ты в любовь её обязан верить?
В т о р а я Г и е н а:
В любовь? К тебе? Ты с радостью блудил
С любой, кто рада за стакан отдаться!
Т р е т ь я Г и е н а:
К тому, что за душой не накопил
И трёх копеек, тяжко привязаться.
В т о р а я Г и е н а:
Кто от неё ночами уходил
С гитарой по подвалам ошиваться?
Решить ты мог, пожалуй, лишь в бреду
Что за тебя здесь будут волноваться!
П е р в а я Г и е н а (саркастически):
И в небесах давно тебя не ждут,
И в этом доме – можешь быть спокоен!
Тебя измерят, взвесят и найдут,
Что ты любви высокой – недостоин!
Что ты умел лишь брать, но не давать,
Что, щедрым даром свыше удостоен,
Ты разменял на водку и кровать
Всех, кто тобою искренне пленялся!
Звучит вступление песни «Это было так».
В т о р а я Г и е н а:
Нет никого, кто б мог тебя здесь ждать!
П е р в а я Г и е н а:
*Ты вышел вместе с друзьями твоими,
Вы вместе сели в такси,
Наверное, ты до сих пор был бы с ними,
Если б ты не решился сойти.
И твои друзья, прощаясь с тобой,
И допивая дешевый мускат,
Сказали тебе: «Прости нас, парень,
Но ты – ренегат!»
Г и е н ы (вместе):
И это было так!
В т о р а я Г и е н а:
Ты взял её потому, что она
Была не лучше других,
Ты снял её потому, что она
Была не хуже других,
Она стала твоей женой,
Вы прожили вместе год.
И, уходя, она сказала: «Прости, мой милый,
Но ты – развратник и мот!»
Г и е н ы (вместе):
И это было так!
Т р е т ь я Г и е н а:
Из долгих скитаний в поисках смысла
Ты привёз только сплин,
И всё никак не мог понять,
Отчего ты остался один,
Но твоя гитара, твоя верная муза,
Сказала: «Пойми, дурак,
Просто ты не любил никого,
Кроме меня!»
Г и е н ы (вместе):
И это было так!*
Во время номера Г и е н Ч е л о в е к в ш л я п е ведёт себя так, как будто ему публично излагают нелицеприятные факты его биографии. Он мечется по сцене, жестикулирует, словно отталкивая от себя что-то, хватается за голову и т.п., создавая впечатление, что антагонисты действительно говорят нечто похожее на правду.
Каждый новый куплет заставляет Ч е л о в е к а в ш л я п е всё больше терять лицо. Видя это, Г и е н ы с удовлетворением переглядываются, указывают на Ч е л о в е к а в ш л я п е, издевательски смеются.
Ч е л о в е к в ш л я п е пятится назад, натыкается на стену со слоном и ослом и прижимается к ней спиной, закрывая уши и глаза руками.
П е р в а я Г и е н а:
Святая простота! Ты оказался
Не столь уж твёрд, и духом не силён.
Всего лишь пара слов – и ты попался.
Ты утомлён и страстью распалён,
Твой жалкий ум – распахнутая повесть,
Поверь, мне даже жаль, что ты влюблён.
Достаёт складной нож, не торопясь открывает лезвие.
Но, как ни жаль, ты нынче влип на совесть.
Медленно, растягивая удовольствие, подходит к Ч е л о в е к у в ш л я п е. Две другие Г и е н ы с жадностью наблюдают за происходящим.
Ч е л о в е к в ш л я п е (прижимаясь к стене, сжав кулаки и закрыв глаза, в ожидании удара, еле слышно, без музыкального сопровождения, речитативом):
*Здравствуй, милая детка, я вернулся домой…
П е р в а я Г и е н а резко останавливается, словно наткнувшись на препятствие.
Всё ближайшее время я буду с тобой.
Сплетники скажут, что я много курю,
Часто гневаю Бога, пью, развратничаю,
Звучит вступление к песне «Ангел».
Но ты не верь никому,
Думай своей головой,
Посмотри мне в глаза,
Да я почти святой,
Я просто ангел!
Я всего лишь ангел!
Г и е н ы выказывают явные признаки беспокойства.
Ч е л о в е к в ш л я п е открывает глаза. Видя, что ничего не происходит, продолжает монолог уже более уверенно и громко, под музыку:
А для кого-то я демон и трансильванский граф,
Для тебя я кролик, а для прочих – удав,
Временами я мёртвый, но местами – живой,
Для подонков – опасный, для врагов – плохой.
Не верь никому,
Думай своей головой,
Посмотри мне в глаза,
Ведь я почти святой,
Я просто ангел!
Да, я ангел!
С последними словами Ч е л о в е к в ш л я п е выбивает нож из руки П е р в о й Г и е н ы и отбрасывает его за пределы сцены. В т о р а я и Т р е т ь я Г и е н ы почти готовы обратиться в бегство, и только остатки самоуверенности П е р в о й Г и е н ы удерживают их на месте.
Явление III.
На площадке верхнего этажа появляется Т а н я. Она одета в то же самое платье, в котором впервые появилась в Песне I. Она со страхом и одновременно с гордостью смотрит на происходящее. Ч е л о в е к в ш л я п е не видит и не замечает её, так как она находится выше и за спиной.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Я пытался быть смирным, но иногда воевал,
Кого-то я обезвредил, кого-то просто послал,
Все мировые пресс-центры сообщают о том,
Что вся моя жизнь – сплошной рок-н-ролл,
Но ты – не верь никому,
Думай своей головой,
Посмотри мне в глаза,
Да я почти святой,
Я просто ангел!
Я всего лишь ангел!
П е р в а я Г и е н а падает навзничь и лежит неподвижно. В т о р а я и Т р е т ь я Г и е н ы бросаются к ней, опасливо озираясь на Ч е л о в е к а в ш л я п е, хватают П е р в у ю Г и е н у за ноги и утаскивают со сцены.
Т а н я:
Да. Ты – ангел.*
Ч е л о в е к в ш л я п е наконец оборачивается и смотрит вверх. Увидев Т а н ю, он мгновение стоит на месте, потом стремительно бросается вверх по лестнице. Т а н я бежит ему навстречу, так, что герои встречаются на лестнице, почти на самом её верху.
Ч е л о в е к в ш л я п е прижимает Т а н ю к себе, шляпа слетает у него с головы и катится вниз по лестнице. Т а н я прикасается губами к его волосам.
Немая сцена продолжается 10-15 секунд. Песня заканчивается в полной тишине.
Ч е л о в е к в ш л я п е (с трудом отрываясь от Т а н и):
Ну, как ты?.. здесь?
Т а н я (почти одновременно с Ч е л о в е к о м в ш л я п е):
Ну, как ты?.. без меня?
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Ты знаешь… Плохо. Ты мне часто снишься.
Зовёшь к себе, играя и дразня.
Т а н я (виновато):
Я знаю… Снюсь. Ты на меня не злишься?
Ч е л о в е к в ш л я п е молча качает головой. Пауза.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Не знаю… Я почти привык, мой друг.
С годами поневоле закалишься.
(с неожиданной горечью, зло)
Нам все твердили, что любовь – недуг,
В себе самом носящий исцеленье,
Что нет влеченья, если нет разлук?
(отчаянно)
Что сны? Они – не жажды утоленье,
А соль и сера в ране ножевой,
Что лишь тягчат и множат воспаленье!
Отворачивается от Т а н и. Пауза.
Т а н я подходит и кладёт руки на плечи Ч е л о в е к а в ш л я п е.
Т а н я (очень тихо):
Здесь я жива.
Ч е л о в е к в ш л я п е (так же тихо):
И, значит, я – живой.
Звучит вступление к медленной версии песни «Таня».
Т а н я:
*Мы любили делать вид, будто мы сошли с ума,
И целый день пускали пыль в глаза.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
С одной лишь целью – дотянуть до ночи, и тогда
Стащить трусы и воскликнуть: «Ура»!
Т а н я:
А потом, в начале дня, вновь открыв глаза,
Тебе твердила я о тайне сна –
О том, что всё в конечном счёте растает без следа,
Как то вино, что было выпито вчера…
Ч е л о в е к в ш л я п е:
И боль моя в конечном счёте растает без следа,
Как то вино, что было выпито вчера…
Т а н я:
И боль твоя в конечном счёте растает без следа,
В м е с т е:
Как то вино, что было выпито вчера.
Т а н я:
Конец пути превыше всех наград.
Вот эта дверь. Открой – и ты свободен,
Иди скорей и не смотри назад.
Ч е л о в е к в ш л я п е (внезапно):
Пусть небесам стократно неугоден
Я стану, коль отсюда выйду сам,
Но без тебя!
Т а н я (медленно и печально):
Твой гнев, увы, бесплоден.
И ты, и я угодны небесам,
И встреча наша – волшебство и чудо.
Но есть, увы, предел и чудесам.
Ч е л о в е к в ш л я п е (яростно и горячо):
Я так устал искать тебя повсюду,
Что в этот раз – тебя не отпущу!
Т а н я:
Родной, послушай…
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Не хочу! Не буду!
И, если потеряю, не прощу
За то, что стану обездолен дважды,
И что разлуки новой не вмещу!
Таня качает головой.
Т а н я:
Идти своей дорогой должен каждый.
Ты – там, я – здесь.
Ч е л о в е к в ш л я п е (неожиданно успокоившись):
Раз такова стезя,
Которая предъизбрана однажды,
Нам не свернуть. Но отчего нельзя
Тебе из этих стен вернуться к свету?
Т а н я внезапно кидается на шею Ч е л о в е к у в ш л я п е, со страхом закрывая ему рот рукой.
Т а н я:
Не продолжай! Слова твои грозят
Душе твоей – оставь затею эту!
Ч е л о в е к в ш л я п е (как будто размышляя вслух):
Что, если ты и есть моя душа,
Что канула навек беспечно в Лету,
Судьбу мою бездушную верша,
Куском, отпавшим от живого тела?
А телу без души – к чему дышать,
К чему стремиться, если в ад слетела
Единственная искра бытия,
Что и гореть, и греть, и жить хотела?
Не знаешь?
Т а н я молчит.
Что ж, поверь, что знаю – я.
Т а н я:
Молчи, молчи! Надеяться не смею!
Тогда напрасна вся любовь моя!
Что я пожну, когда так страшно сею?
Отворачивается от Ч е л о в е к а в ш л я п е, прячет лицо в ладони. Ч е л о в е к в ш л я п е подходит сзади и обнимает Т а н ю за плечи.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Скажи мне.
Т а н я (не глядя, почти скороговоркой):
В небеса – один лишь путь:
Вручить другому всё, чем я владею.
Чтоб место это занял кто-нибудь,
Живущий во плоти. По доброй воле
Мне душу в вечный свет помог вернуть.
Но тот, кто возжелает этой доли,
Средь этих стен останется навек!
И ты не заслужил подобной боли.
Ч е л о в е к в ш л я п е (после долгого молчания, как будто вспоминая сказанное кем-то ранее):
Я помню, как мой друг однажды рек:
«О, вы, отягощённые долгами!
Един лишь долг взаимности любви
Пребудет пусть вовеки между вами.
И в скорбный час на помощь призови
Любовь свою — и светлой этой мерой
Измерь дела чужие и свои».
Т а н я смотрит на Ч е л о в е к а в ш л я п е, всё ещё ничего не понимая.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Как трудно знать, что всё завершено.
Не сладить с этим мне – и не смириться…
Быть может, мне однажды суждено
И на себя в безумьи ополчиться,
И люто самого себя проклясть
За то, что здесь сейчас должно свершиться?
Т а н я пытается что-то сказать.
Ч е л о в е к в ш л я п е (обрывая Т а н ю на полуслове, всё громче):
Вот – ада пасть! Но есть иная власть,
Которой присягнули мы однажды,
Взаимно разделяя нашу страсть.
Кто ж виноват, что был беспечен каждый,
Единожды испив из родника,
Чьи воды лишь усиливают жажду?
(размеренно и торжественно)
Лети ж на свет, свободна и легка,
Лети на свет, беспечна и крылата!
Отталкивает Т а н ю от себя.
(отчаянно и обречённо)
Лети – не передумал я пока!
Явление IV.
Раздаётся оглушительный треск пламени. Свет на сцене мигает, гаснет, пульсирует стробоскоп. Т а н я исчезает в наступившей темноте.
Стены подъезда, в декорациях которого происходили события Песни V, падают и рушатся, открывая за собой картину разрушения, запустения, развалин, из которых веет белым туманом. Порывами ветра по сцене разносятся обрывки бумаги, листья, мусор. Из декораций на сцене остаётся только фасад дома с высокой трубой и двустворчатой дверью из Песни I, открывшийся после обрушения декорации подъезда.
Звук горящего огня постепенно становится тише, уступая место вою ветра. Свет перестаёт меняться; сцена освещена только синей заливкой.
Ч е л о в е к в ш л я п е медленно обходит руины Дома вечного сна. Садится на обломок лестницы.
Звучит вступление к песне «Мусорный ветер».
Ч е л о в е к в ш л я п е:
*Мусорный ветер, дым из трубы,
Плач природы, смех Сатаны,
А всё от того, что мы
Любили ловить ветра и разбрасывать камни.
Песочный город, построенный мной,
Давным-давно смыт волной,
Мой взгляд похож на твой,
В нём нет ничего, кроме снов и забытого счастья.
Дым на небе, дым на земле,
Вместо людей – машины,
Мёртвые рыбы в иссохшей реке,
Зловонный зной пустыни,
Моя смерть разрушит цепи сна,
Когда мы будем вместе.
На заднем плане сцены начинают появляться и двигаться персонажи, населявшие Дом и появлявшиеся в предыдущих Песнях (Х а б и б у л и н, Б е з о б р а з н а я Э л ь з а, Г и е н ы, З о м б и, М а л е н ь к а я д е в о ч к а и др.). Они больше не угрожают, их появление, движение и взаимодействие служит только декорацией для речитатива.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Ты умна, а я – идиот,
И неважно, кто из нас раздаёт,
Даже если мне повезёт
И в моей руке будет туз – в твоей будет джокер.
Так не бойся, милая, ляг на снег,
Слепой художник напишет портрет,
Воспоёт твои формы поэт,
И станет звездой актёр бродячего цирка.
Дым на небе, дым на земле,
Вместо людей – машины,
Мёртвые рыбы в иссохшей реке,
Зловонный зной пустыни,
Моя смерть разрушит цепи сна,
Когда мы будем вместе!
П е р с о н а ж и Д о м а (медленно, хором повторяют последние слова):
Моя смерть разрушит цепи сна,
Когда мы будем вместе!*
Явление V.
За спиной Ч е л о в е к а в ш л я п е открывается и загорается белым светом изнутри двустворчатая дверь Дома. В дверном проёме появляются Т а н я и Д а н т е.
Звучит вступление к песне «Данте Алигьери (Одинокие пиплы)».
Д а н т е:
*Она нежно целует Солнце – и Солнце встаёт,
И стоит как кол, и никогда уже не упадёт.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
А вокруг меня звёздной россыпью – чудеса и звери,
И глядит с высот, недоступных мне, Данте Алигьери.
И считает круги,
А мы смотрим в стакан,
И там, внутри,
В забытой Богом земле
Живут такие же, как мы
(указывает на обитателей Дома на заднем плане сцены)
Одинокие пиплы!
Д а н т е:
Ах, красавец Босх, нарисуй мне Смерть с голубыми глазами,
Если вдруг продаст дьяволу шакал всех нас с потрохами.
Ч е л о в е к в ш л я п е:
Друг, не бейся, мой, глупой головой в закрытые двери,
От которых мне подарил ключи Данте Алигьери!
Он считает круги,
А мы смотрим в стакан,
И там, внутри,
В забытой Богом земле
Ждут нас такие же, как мы
Одинокие пиплы!*
Д а н т е протягивает руку Ч е л о в е к у в ш л я п е и помогает ему подняться в ослепительно освещённый дверной проём. Ч е л о в е к в ш л я п е обнимает Т а н ю. Все трое поворачиваются и пропадают из вида, медленно уходя вглубь сцены.
Голос Ч е л о в е к а в ш л я п е:
Лишь об одном молю, ступая прочь –
Чтоб в вечности дорогу озарила
И вечный сон дала мне превозмочь
Любовь, что движет Солнце и светила.
Занавес.
ПОСЛЕСЛОВИЕ ОТ АВТОРА СЦЕНАРИЯ
Замысел спектакля, проект которого представлен сейчас вашему вниманию, родился у меня давно — примерно в то же время, когда я впервые познакомился с мифологией группы «Крематорий». С мифологией, а не с «Мифологией», хотя многие считают этот диск одной из лучших записей «Крема». Что до меня, то я больше люблю «Двойной альбом» и «Текиловые сны». Хотя речь сейчас идёт не совсем об этом.
Идея мюзикла, в основе которого будут лежать песни «Крематория» и всё многообразие их персонажей, кристаллизовалась у меня в голове после того, как я ознакомился с двумя кинопостановками аналогичного содержания — «Through the never» и «Across the Universe», — и был довольно сильно разочарован обеими. Несмотря на то, что для экранизации были выбраны самые крутые песни групп «Metallica» и «The Beatles», обе постановки были прямолинейными и незамысловатыми иллюстрациями к сюжету песен, механически связанными между собой. Там, где звучала «I wanna hold your hand», парень с девушкой танцевали на дискотеке — естественно, держась за руки. После чего парень уезжал воевать во Вьетнам, и оттуда писал девушке письмо под «All my lovin'». А девушка читала свежеполученное письмо под «Yesterday», вспоминая, как ещё вчера у неё было в жизни всё хорошо. С «Through the never» дело обстояло примерно аналогичным образом — с поправкой на тематику.
Конечно, рок-классику невозможно испортить никаким видеорядом. Конечно, из неё можно составить плей-лист, который задним числом подгоняется под любую последовательность событий на экране или на сцене. Однако, будучи ценителем творчества «Крема», я не пытался идти по пути наименьшего сопротивления. Для оживающих персонажей мне хотелось найти достойную концептуальную основу, неожиданную, но элегантную сюжетную оправу.
Поскольку в творчестве коллектива всегда присутствовала масса героев из мира животных, — таких, как «Зебры», «Собачка», «Сексуальная кошка», гомерический «Звероящер», живые и мёртвые львы и прочие наши меньшие братья, — мне показалась остроумной идея переработать сюжетную канву «Носорогов» Эжена Ионеско. Но только после того, как однажды мне в руки в очередной раз попала «Божественная комедия», всё окончательно встало на свои места. Сюжеты песен и строгая ренессансная форма оказались как нельзя более подходящими друг к другу для этой неортодоксальной цели.
Я не думаю, что когда-нибудь увижу спектакль поставленным на сцене в любом возможном виде. Для этого придётся последовательно решать слишком много задач, ресурсами для решения которых я никогда не буду обладать. Тем не менее, мне, как (да чего уж там) фанату с многолетним стажем, хотелось бы, чтобы другие такие же любители и ценители творчества «Крематория» получили возможность хотя бы представить себе, что могло бы получиться в итоге.
В спектакле использованы песни Армена Григоряна и группы «Крематорий» «Ангел», «Безобразная Эльза», «Бесы в моих снах», «Брат во Христе», «Данте Алигьери (Одинокие пиплы)», «Змеиный отель», «Зомби», «Крематорий», «Маленькая девочка», «Маша», «Мир, полный любви», «Мистер Тайсон», «Медуза Горгона», «Мусорный ветер», «Оля», «Павлик Морозов», «Пир белых мумий», «Рукоблудница Лида», «Таня», «Три гиены», «Хабибулин», «Это было так», «Яд». Их тексты выделены в сценарии символами *.
Цитирование творческого наследия группы «Крематорий» осуществляется с добросовестными намерениями и в некоммерческих целях согласно пункта 1.1 статьи 1274 «Свободное использование произведения в информационных, научных, учебных или культурных целях» главы 70 «Авторское право» Гражданского Кодекса Российской Федерации (часть четвёртая) от 18.12.2006 г. №230-ФЗ в редакции от 23.05.2018 г.
Я прошу друзей группы не судить мою интерпретацию песен и мои собственные стихи строже, чем они того заслуживают; если кому-нибудь захочется исправить или улучшить написанное мной, я не буду возражать.
Вам, а также всем моим друзьям из группы «Крематорий», и всем, кто когда-либо принимал участие в деятельности этого выдающегося коллектива, я посвящаю свою работу.
Москва – Париж – Флоренция – Алания – Москва,
январь 2015 – март 2016 — март 2019 (последняя редакция).