Утрамбованный снег в марте неотличим от асфальта.
Прилетели грачи, уступают вороны угодья.
И играют лучи на похожих на груды базальта
грязных льдинах и глыбах сосулек. И холод уходит.
Словно в крошечных кузнях куют серебристую пряжу,
заливаются в сквере на некленах мокрых синицы.
И, невольно зажмурившись, как-то подумаешь даже,
что – а чем чёрт не шутит – не стоит ли снова влюбиться?
Неоттаявшие, ещё хмурые, женщины в лужах
отражаются как-то особенно, как-то нездешне.
И цветы от любимого, друга, коллеги и мужа
принимают, смущаясь, снимая перчатки поспешно.
Мне сегодня навстречу попался потасканный, старый,
в рваных валенках, бомж, вызывающий разве что жалость.-
С жёлтой веткой мимозы по мокрому брёл тротуару –
видно где-нибудь бабка-бомжиха его поджидала.
И мне стало не просто смешно – стало радостно-ярко
из-за этой мимозы, возможно, украденной где-то.
Если даже бомжи собираются делать подарки,
значит, это весна, значит, мир повернулся на лето.