Два тела, –
в агонии-схватке
метущихся,
как свет Караваджо,
как в сполохах предгрозовых –
чернокрылый встревоженный гомон,
как оторопь колокольного звона,
как угли рдяные костров, каминов, жаровен,
как твердь раздирающий хор голосов на Страстных
из Евангелий Баха,
как складки
рубиновых платьев в наплывах сирокко…
Два тела, две жажды, два бога.