В утробе жизни смерть таится,
наивно выжидая час,
когда лишение случится,
и оборвётся с миром связь.
Так думал про себя натасчик,
срезая бархатную плоть,
как непредвиденный образчик,
слуга безумца и господь.
Он убивал не ради пищи,
он был таким же, как и все,
а в чём-то был намного чище
светил, пылающих извне.
Един хрустальный облик старца, —
как голос сына и отца,
и в том — заклание для агнца,
и в том — убожество творца.
Так одиночество восходит;
облезлый пёс, последний друг!
Он предан старцу и природе,
но голод — герольд для разлук.
Глаза — свидетели прощанья,
разрыв, несущийся поток,
овал лица и очертанья…
До боли приторный кусок!
Он скрыл в себе любви остаток,
и помутнел умильный взгляд,
душа исчезла, как придаток
и обрела сладчайший яд.
Гончаров А.С.
2019