Искры с шлема выбил лезвия удар,
Арбелос мой скользнул по наручу зло,
Тычок его трезубца повредил металл
Моей защиты, не насквозь - да, повезло.
Поймал вдруг ретиарий меня в сеть,
Я выпад сделал гладиусом в ячею –
Пронзив его защиту словно медь,
Вдруг хлынул поток крови по мечу.
Вокруг овациями взорвалась арена,
Средь них и дико ликовал ланиста,
А у меня в бою опять немая сцена:
Из хрипоты врага на фоне свиста.
Наш лудус, уже вечер после боя,
При мысли о победе пробирает дрожь,
Скиссор я - ланистой превращен в изгоя,
Об этом память: рука-обрубок – нож.
Вот новобранец куплен госпожой,
Он мурмилон, ценой немало золотых –
Подходит, дружески хвалясь судьбой,
Ведь он есть эталон для молодых.
Он рассказал нелёгкий путь по жизни
И я ему на встречу сделав первый шаг,
Поведал, как средь них я оказался лишним,
И свой рассказ я начал так:
«Обрывки снов, в них чувственные речи
Шептала мне на ухо госпожа.
Я сам не свой и каждый вечер,
Все исполнял её желания, не стыдясь.
Да, раб я в этом доме – гладиатор,
Невольник смерти, просто я - никто.
И на арене каждый раз толпы аватор,
Присуще мне добыча крови мастерством.
Возможно, преисподняя мое тело изрыгнула,
Рельефы мышц стальных – мой щит.
Но вновь мне госпожа по телу прошвырнулась,
Страстным взглядом – он мне пошлостью хамит.
Вот снова вечер и меня приводят к ней,
Нагое тело под вуалью, меня окутывает его шепот,
А я готов для случки как кобель,
И в голове моей свербит лишь только похоть.
Слияние губ и тел наших в ночи,
Интимность близости – все как в сказке,
Вдруг господин вошел, и в ярости лишил меня руки,
А госпожа в недоумении еще хотела ласки.
Свой меч об ложе вытирая,
Безумным взглядом смотрит мне в лицо,
А я часть тела с пола поднимаю,
И приставляю вновь заподлицо.
С усмешкой лицезрел эту картину,
Потом накинулся он в гневе на жену.
Я обомлел, она вдруг отдалась и господину,
Теперь и он был у нее в плену.
Не помню, как очнулся вдруг на форуме,
С одной рукой я под дождём лежал,
А после тех событий абсолютно голый я -
Пришёл в сознание, и дико задрожал.
Да, с тех времён три года просто пролетело,
На наших землях поменялся прокуратор,
У госпожи ко мне с тех пор всё охладело
Хоть я на тот момент был лучший гладиатор.
То, что был лучший – это и спасло меня,
Сейчас немалый приношу доход ему.
Ярость спала лишь, когда монетами звеня
Он наблюдал, как я заглаживал вину».
И тут взорвался речью мурмилон,
Что, мол: «Зачем терпел такое унижение?
И почему ты не проткнул его ножом,
А виноватым просишь всё прощение?»
Я отвечаю: «Ланиста пощадил меня!
Не страшно то, что я сейчас калека.
Будь на его месте, предателя б зарезал я,
Но в том момент он оказался человеком».