Возможно всё, пока не сделан выбор.
Над Гефсиманским садом – темнота. А в Иордане все уснули рыбы, и лишь три дня до страшного креста. Но что же за душу так нестерпимо тянет? Что так дрожит холодная рука? Ведь три десятка тетрадрахм в кармане (нет, вру: их не изобрели пока, а серебро завёрнуто в тряпицу). Не много – да, первосвященник скуп…
На горизонте мечутся зарницы, и ветер сушит горечь тонких губ.
А выбор сделан. Стража ближе, ближе, от факелов уже трепещет тень. Но сердце словно кто-то чёрный лижет, и словно я – я, а не Он! – мишень.
Гнев Рима лют. Но гнев синедриона ещё страшней: ни скрыться, ни бежать. Смутьян, нарушивший покой Сиона, теперь свою обрящет благодать.
Я отойду, я сделал своё дело. Я с губ сотру проклятый поцелуй.
Берите! Вот же Он, в хитоне белом!
Я спас народ. Исаия, ликуй…